Следящая аппаратура ничего не имела против майора Ильина. Следящая аппаратура честно выполняла свой долг. Люди, следящие за следящей аппаратурой, тоже честно выполняли свой долг. Ничего личного.

Разве что иногда… Как вот в Адаптационной клинике возле Внешней границы. По инструкции наблюдатель должен был наблюдать за происходящим на экране все время своего дежурства. Техника была продублирована, но следить нужно за всем. Но, как понимали и наблюдатели, и их непосредственное начальство, сутки смотреть и слушать, как человек, лежащий на койке…

Дежурный наблюдатель повернулся вместе с креслом спиной к экрану и читал книгу, толстый потрепанный исторический роман. Книга передавалась от наблюдателя к наблюдателю и перечитывалась многие десятки раз. Заступив на смену, наблюдатель выпивал дежурную чашку кофе, открывал книгу на первой попавшейся странице и читал-читал-читал…

Звук на пульте также был выключен, чтобы наблюдатель не слышал, как человек на койке кричал-кричал-кричал…

Человека на койке звали Евгений Касеев, и ему было очень больно-больно-больно-больно-больно… Мамочка, как больно!.. Родимая… мама…

Горели глаза. Медленно, неотвратимо… Боль тягуче, как напалм, переливалась из одной клетки в другую, пробивала себе дорогу к мозгу. Неторопливо, зная, что у нее, боли, есть целая вечность впереди. Человек, как бы он ни рвался и ни кричал, все равно никуда не денется. Человек был привязан к кровати.

Рот ему, правда, не заткнули: палата имела очень неплохую звукоизоляцию. Палата была, собственно, создана для таких вот случаев.

Касееву было больно. Он не понимал, где находится, что с ним происходит, не помнил, как его вывезли с перрона, – все это стерлось из памяти, отступило перед вязким движением огня в глазах.

Вначале показалось, что в глаза попал песок. Женя даже попытался почистить глаза, стал искать воду, чтобы промыть, но жжение только нарастало, усиливаясь, будто это действительно был огонь, разгорающийся с каждой новой веточкой, попавшей в его объятия.

Огненные сполохи носились по всему небу; деревья, люди, машины – все казалось полупрозрачным, сквозь все это проступали языки пламени, все светилось бело-голубым, как сварка, как тысячи сварок прямо перед глазами.

Закрыть глаза… Закрыть глаза – и вот тут Женя закричал впервые. Он лишь на мгновение опустил веки– и пламя взорвалось в его мозгу, чуть не убив. Боль под закрытыми веками усиливалась тысячекратно…

Поднимите мне веки, нелепо мелькнуло в мозгу кричащего Касеева.

Женя упал, катаясь по сухой земле, словно пытаясь сбить несуществующий огонь, тщетно пытаясь.

Глаза… Это они, они виноваты… лучше уж без них… без них… горящие сбрасывают с себя одежду, срывают вместе с прилипшей кожей, рвут по живому… глаза… Руки Касеева потянулись к глазам. Огонь, его нужно сбить, нужно вырвать и затоптать… огонь… глаза…

Один Пфайфер не смог бы справиться, но ему помогли солдаты. Ребят, видимо, учили, что нужно делать в таких случаях. Тем более что ничего особо сложного в первой помощи и не было.

…Обездвижить, связать, на веки поставить фиксаторы Халла и доставить в специализированное медицинское учреждение. В случае отсутствия фиксаторов применить подручные средства или зафиксировать веки в открытом положении вручную.

В случае отсутствия фиксаторов… Смешно. Без фиксаторов Халла солдата не выпустят в район Территорий. Это предмет первой необходимости, фиксатор Халла. Не зря старик получил премию пять лет назад. И пенсию от Братьев.

Редко кому удается получить благодарность, и у людей и у Братьев одновременно.