Я зашла, потому что у меня на животе здоровенный синяк, а у тебя, наверняка, есть какая-нибудь мазь или масло на этот случай…
— Покажи-ка…
Окса приподняла футболку. Увидев синяк, Драгомира взволнованно прижала ладонь ко рту.
— И давно он у тебя? Почему ты не показала мне его раньше? Еще кто-нибудь его видел? — выдохнула она.
— Эй, ба, что-то многовато вопросов из-за какого-то синяка! Нет, он у меня недавно, я вообще только что его заметила, но три дня назад я упала, наверное, тогда и ударилась. Э-э… А последний вопрос, он вообще — к чему?
Драгомира промолчала, что было совершенно не свойственно говорливой Бабуле Поллок. Вид у нее был одновременно изумленный и счастливый. С сияющими глазами бабушка Оксы начала бормотать какие-то непонятные слова.
«Наверное, по-русски», — подумала Окса.
— Ну, так что, ба? У тебя есть мазь? — повторила она.
Драгомира будто очнулась и пробормотала, по-прежнему с ошеломленным видом:
— Конечно-конечно, лапушка…
Как только Окса спустилась вниз, Драгомира тут же направилась в свою личную мастерскую. Оба Фолдингота, смахивавшие с полок пыль крошечным перышком, почтительно приветствовали хозяйку. Драгомира рассеянно потрепала их по головкам и уселась за письменный стол. Включив компьютер, она открыла электронную почту и принялась лихорадочно стучать по клавиатуре.
«Леомидо, только что случилось невероятное: проявилась Печать, вне всякого сомнения. Приезжай как можно скорее! Я свяжусь с нашими друзьями.
Пометив письмо как «важное», она нажала «Отправить».
Лицо Драгомиры освещала улыбка, синие глаза лучились странным светом и, хотя ее сердце бешено колотилось, а руки тряслись, она не смогла сдержать нечто среднее между стоном и возгласом ликования.
— Лучезарная страдает из-за каких-то неприятностей, дело в этом? — быстро подскочили к ней встревоженные Фолдинготы.
Вместо ответа Драгомира принялась танцевать вокруг стоявшего посередине мастерской стола. Паря в метре над полом, она кружилась, прихлопывая в ладоши, подняв руки над головой и радостно напевая.
Похожее на волосатую картофелину существо взобралось на стол и начало неуклюже раскачиваться, тряся своей густой шевелюрой, и даже растения принялись ритмично шевелить листочками. Кроме, конечно, Горановы, которая не выносила никаких неожиданностей и снова впала в панику, напуганная внезапным общим ажиотажем.
Никто, кроме Бабули Поллок, не знал причины веселья, однако все охотно присоединились к хозяйке. В мастерской царил праздник!
— Мои доблестные создания, мои Фолдинготы, Печать проявилась!
— Печать проявилась? Печать проявилась? Но что это значит? — поинтересовалось некое существо с золотистым гребешком.
Остальные, подняв глаза кверху, устало вздохнули.
— Я тебе объясню, Простофиля, — решил вмешаться Геториг, — я тебе объясню…
— Это великолепно! — воскликнул один из Фолдинготов. — Надежда стала явью, дело в этом, Лучезарная?
— Не знаю… — задумчиво ответила Драгомира. — Пока не знаю… Но сейчас мне нужно сделать массу важных вещей, так что прошу вас мне не мешать.
Все существа мгновенно попрятались по своим местам: в уютно обустроенные ниши в стенах личной мастерской Драгомиры. А сама она снова уселась к компьютеру и отправила письмо своему крестному, Абакуму, а также всем рассеянным по Европе близким друзьям.
Покончив с этим, бабушка Поллок спустилась по винтовой лестнице и, выбравшись в свои официальные апартаменты через футляр контрабаса, аккуратно закрыла его за собой. Затем, все еще взволнованная, улеглась на красную софу, положив голову на три мягких подушки, и погрузилась в глубокие размышления. |