— Мы с Дэниелом будем ждать тебя там в девять часов утра.
«Там» — возле плотины Покойницы. Мальчишка знал, что взрослые избегали этого названия.
— Можем все поехать в моем пикапе, — предложил Кетчум.
— Я возьму Дэнни на тот случай, если ты окажешься не вполне трезвым, — пояснил повар.
Кетчум отодвинул пустую тарелку, уложил косматую голову на стол и принялся рассматривать гипсовую повязку.
— Значит, встречаемся на пруду лесопилки? — уточнил он.
— На каком еще пруду? — огрызнулся повар. — Плотина существовала, когда лесопилки не было и в помине. И почему то место называют прудом, если река там сужается?
— Ты же знаешь тамошних работяг, — презрительно бросил Кетчум.
— Плотину построили раньше лесопилки, — повторил Доминик, по-прежнему не произнося название плотины.
— Когда-нибудь вода разворотит эту плотину, и они даже не почешутся построить новую, — сказал Кетчум, глаза которого начинали закрываться.
— Когда-нибудь по Извилистой перестанут сплавлять лес, — заметил ему повар. — Тогда и плотина больше не понадобится. А вот Понтукскую плотину на Андроскоггине, скорее всего, сохранят.
— Не «когда-нибудь», Стряпун, а скоро, — поправил его Кетчум.
Глаза сплавщика были закрыты, и он теперь лежал на столе. Повар осторожно убрал опустевшую тарелку. Однако Кетчум не спал. Он продолжал, еще медленнее, чем прежде:
— По одну сторону плотины есть водослив. Вода там стоит… что-то вроде открытого колодца. И ограничитель там поставлен. Просто канат с поплавками, чтобы бревна не плыли дальше.
— Надо же, ты то место тоже крепко помнишь, — сказал Доминик.
Дэнни понимал, о чем шла речь. В том месте нашли тело его матери. Оно плыло ниже бревен. Должно быть, оно миновало ограничитель. Кетчум нашел тело в водосливе. И ни одного бревна рядом.
— Я только не совсем помню, как оттуда выбираться, — с некоторой досадой признался Кетчум.
Не открывая глаз, он медленно сгибал пальцы правой руки. Видимо, хотел дотянуться ими до гипса. Повар с сыном понимали: Кетчум проверяет, насколько он способен вытерпеть боль.
— Так я тебе скажу, — тихо произнес Доминик. — Нужно подняться на плотину или перейти по бревнам. Теперь вспоминаешь?
Повар ненадолго исчез и вернулся с раскладушкой. Он кивнул сыну, и Дэнни помог отцу расположить кровать подальше от духовок и не на проходе.
— Отец, я тоже хочу спать в кухне, — затянул знакомую песню Дэнни.
— А я думаю, что тебе нужно подняться к себе. Там тебе не будут мешать взрослые разговоры, и ты быстро заснешь.
— Я хочу послушать взрослые разговоры, — заупрямился Дэнни.
— Они почти закончились, — шепнул ему на ухо повар и поцеловал его.
— И не надейся, Стряпун, — сонным голосом возразил Кетчум.
— Мне пора браться за выпечку, да и картошка подоспела.
— А я слышал, ты умеешь одновременно говорить и стряпать, — по-прежнему не разлепляя глаз, сказал Кетчум.
Повар сурово взглянул на сына, кивнув в сторону лестницы.
— Наверху холодно, — попробовал канючить Дэнни, но отец был непреклонен.
Мальчик поднялся на первую ступеньку, где лежала оборонительная сковородка.
— Дэниел, пожалуйста, захвати с собой сковороду и повесь на место.
Дэнни поплелся наверх, останавливаясь на каждой ступеньке. С кухни доносились знакомые звуки: отец месил тесто. Даже не глядя, Дэнни знал, чем именно сейчас занят повар: первым Доминик всегда месил тесто для бананового хлеба. |