— Гудина ко мне! — приказал группник и, осторожно раздвинув ветки, поднёс к глазам бинокль. Попытка высмотреть пробирающихся по лесу боевиков в оптику ничего не дала. Черные стволы и разбросанные по всему лесу кустарники лишь приблизились, заслоняя собой идущих по нему «борцов за веру».

— Командир! — Гудин бесшумно опустился за спиной старшего лейтенанта.

— Виктор, короче так: берёшь свою тройку и дуешь к тройке Родионова. Остаёшься здесь за старшего. Огонь не открывать до моей команды. Быть на связи. Я с остальными на перехват. Если завяжется пальба, и чехи начнут отходить, тогда команды не жди — вали. И Баринова с ВССом ко мне.

— Понял, — сержант кивнул и, попятившись назад, заторопился к своей тройке, чтобы спешно сменить позицию.

— Головняк и первая тройка ядра, за мной! — приказал Кузнецов и, спрятавшись за густой кустарник, двинулся на перехват противника. Он помнил, что прямо под ними поросший травой и чахлыми деревьями склон вдруг переходит в глинистый оползень. Судя по всему, до недавнего времени здесь имелся совершенно неподъемный обрыв, после последних дождей осыпавшийся и заваливший под собой часть некогда пролегавшей у подножия дороги. Так что сейчас взойти на козырёк хребта можно было практически в любом месте. Но, по-видимому, чехи не спешили оставлять за собой слишком заметные следы и потому двигались к расположенному метрах в ста пятидесяти узкому разлому, по которому бойцы Кузнецовской группы с вечера спускались к ручью, чтобы пополнить запасы воды. Почва там была твердая, каменистая и Олег не сомневался, что своих следов бойцы не оставили, тем более их не должно было быть после прошелестевшего над хребтом ночного дождика. А значит, ничто не должно было насторожить бандитов, двигающихся навстречу своей гибели.

Они вышли ещё до рассвета. Хан, заранее разделив своих людей на три потока, должен был идти в самом первом, но неожиданно переменив своё решение, и двинулся одним из последних.

Чехи приближались. Теперь я уже отчетливо видел троих. Странно, такое солнечное, теплое утро и кто-то умрёт, пусть даже этот кто-то — твой враг. Чудная философия, чудные мысли для человека, готовящегося нажать спусковой курок. Я лежу в центре, Димарик в пяти шагах справа от меня, Баринов чуть выше и сзади. У него в руках «Винторез». Всё-таки попробуем снять одного-другого, прежде чем очухаются остальные. Так, вот и четвёртый вылез. Еще одного дождёмся, и надо будет валить, иначе заметят. Это только первый метров на двадцать пять оторвался, остальные прутся густо, не слишком выдерживая дистанцию — кто как, кто пять, кто десять метров. Троих-четверых завалим, а там отходить начнут, глядишь, и Гудин со своей тройкой кого зацепит. Надо было Ранчина с ПБСом взять, а всё равно, если наш штатный снайпер с первого раза промажет, там уж не до бесшумника будет. Всё, пора! — я едва заметно приподнял руку, показал пальцами: «вали». Долгая секунда… и громкий щелчок затвора. Как вылетела пуля, я и не услышал, но зато увидел, как Баринов срезал одного, срезал другого, кинувшегося ему на помощь, и едва не подставил лоб под свистнувшие над головой пули.

— Огонь! — мой крик и моя автоматная очередь. Кажется, я попал. Спешивший на помощь своим, дух, как раз тот, что едва не отправил на тот свет Баринова, согнулся напополам и, роняя оружие, начал медленно оседать на землю. Наверное, он бы падал вечность, если бы не ударившая и не опрокинувшая его на землю очередь, выпущенная Димариком. За нашей спиной раздались выстрелы. Ага, понятно, чехи начали отходить, и теперь их жмет Гудин.

— Мочи гадов! — кажется, это я крикнул или мне показалось? Похоже, я.