На заднем сиденье негромко застонал Сидоров.

– Ничего, немного осталось, – сказал я, хотя вряд ли Сидоров воспринимал мои слова. – Уже приехали...

Я переключился на низшую передачу, когда в приемнике оборвалась песня Мадонны, заиграла синтезаторная заставка, и голос ночного радиоведущего проговорил голосом, который многим, вероятно, казался задушевным:

– В нашем городе три часа ночи. Прослушайте краткую сводку новостей прошедшего дня. Главная хорошая новость – дождь наконец перестал, и гидрометцентр обещает на завтра хорошую погоду. Завтра всем нам будет сухо.

Я затормозил в трех шагах от больничного подъезда. Посмотрел на свое отражение в зеркальце. Чуть более бледен, чем следует. Хотя это можно объяснить – переживаю за здоровье друга. На всякий случай я хлопнул себя по щекам и протянул руку к ключу зажигания. Задушевный голос из приемника продолжал:

– Главная плохая новость вчерашнего дня – не имеющее прецедентов в истории Города ограбление фирмы «Европа‑Инвест». Дело даже не в том, что пропала огромная сумма денег – около четырехсот тысяч долларов. Дело в том, что ограбление привело к гибели троих сотрудников фирмы. К счастью, уважаемые радиослушатели, наша милиция на этот раз проявила себя с лучшей стороны. Имя преступника уже установлено. Это некто Сидоров Вениамин, работник автосервиса, ранее судимый. Сейчас ведется поиск преступника. Введен в действие план «Перехват». И это еще одна причина, дорогие радиослушатели, чтобы в эту ночь сидеть дома и слушать нашу радиостанцию. Очередной музыкальный час начинает Леонид Агутин...

Несколько секунд я сидел неподвижно, тяжело дыша и глядя на свое отражение.

У меня были очень удивленные глаза.

Потом я нажал на педаль газа, и «Ока» задним ходом двинулась от больницы. Сжимая руль, я чувствовал, что меня трясет. Словно в лихорадке.

Глава 11

Я вел «Оку» по шоссе, стрелка спидометра дрожала у отметки «семьдесят», и со стороны могло показаться, что мы целеустремленно движемся к какой‑то одному мне известной цели.

Проблема заключалась в том, что я не знал, куда мы едем. Вторая проблема заключалась в том, что ехать нам было некуда.

Если милиция взялась за Сидорова вплотную, то у него дома, у его бывшей жены и у любовницы уже сидят долготерпеливые ребята с короткими стрижками. И если за Сидорова взялись вплотную...

Я вдруг похолодел. Милиция поставила засаду по всем квартирам. И поставит засаду у Сидорова на работе. Получалось, что я...

– Этого еще не хватало, – прошептал я. Получалось, что я заявился в автосервис, когда там появились милиционеры, чтобы найти и арестовать Сидорова. Я помешал это сделать. Более того – я вступил в драку с милиционерами и нанес им телесные повреждения. Когда я все это осознал, то стало совершенно очевидно, что у нас с Сидоровым одинаковая ситуация. Хреновая. Но ему было лучше. Он был без сознания и не понимал ничего. Я понимал все и бесцельно гнал по шоссе, не представляя, что теперь нужно делать.

Пару километров спустя я подумал, что милиционеры сами виноваты. Не представились, не предъявили документов, да еще вырядились в эти идиотские маски. У меня были веские оправдания, но вряд ли кому‑то до них будет дело, если все это дойдет до суда.

При мысли о следствии и суде меня передернуло, и я постарался выбросить эти нехорошие слова из головы. Я стал думать о Сидорове. В больницу его везти нельзя, жене он на фиг не нужен, любовница тоже не будет заниматься его здоровьем. Все свалилось на мои плечи.