— А можно оставить «жучок»? — спросил он у оперативников.

— Не понял, — сказал Филя, а Щербак почесал затылок.

— Можно ли сделать вид, что я не догадался, но в свою очередь засечь тех, кто охотится за моей информацией?

— Ага, — сказал Филя, что отнюдь не означало «да», а означало, что он понял вопрос. Щербак почесал затылок еще сильнее, а потом ответил:

— Надо звонить Максу.

Макс был штатным компьютерным гением детективного агентства «Глория» и вообще докой по всяким техническим штучкам, гораздо большим, нежели Щербак и Филя, вместе взятые. Единственным его недостатком было то, что из цокольного этажа в доме на Неглинной, который арендовала «Глория», на памяти Гордеева он практически не выбирался. Правда, благодаря этому Макс отменно консультировал по телефону.

Щербак позвонил ему и обрисовал проблему. Макс попросил детально описать «жучок», после чего выдал очередной гениальный, без преувеличения, рецепт — отвезти его вместе с клавиатурой в Москву — к нему, к Максу: он подсоединит «клаву» к своему компьютеру и станет лично работать на ней, дезинформируя «шпионскую сеть». А там видно будет.

Вечером Гордееву позвонил Бомба — Павел Долохов. Он был известным джазовым барабанщиком и менеджером. Когда-то с ним случилась неприятность: он привез в Москву какую-то американскую знаменитость, и у того прямо в московской гостинице исчез саксофон, на котором он играл последние двадцать лет. Именно Гордееву тогда удалось счастливым образом разрешить кошмарную ситуацию. Во-первых, Долохов, по его совету, напоил американца до бесчувствия, а во-вторых, к поискам были подключены сотрудники детективного агентства «Глория», усилиями которых было установлено, что в номер к американцу проникли «любители автографов». Цепочка быстро размоталась, и драгоценный сакс был возвращен протрезвевшему маэстро. В результате тот не был даже до конца уверен, что кража ему не пригрезилась. По большому счету, конечно, повезло, но с тех пор Долохов проникся к Юрию Петровичу уважением.

— Юрий Петрович, можете помочь моему другу?! — не здороваясь, завопил Долохов.

— Сомневаюсь. А что случилось?

— У него серьезные личные проблемы, и я боюсь за его жизнь.

— Пусть обратится в милицию.

— Время дорого! А вдруг он покончит с собой?

— И кто он такой?

— Олег Артемьев, известный художник. Очень модный.

— Не слышал, — отрезал Гордеев.

— Ему всякие знаменитости портреты заказывают. Он на этом имя сделал.

— Как Никас Сафронов?

— Никас Сафронов — это полный отстой, а вот Артемьев — художник что надо. Даже смешно сравнивать.

— Вообще-то мне по барабану, ты не обижайся, но дел сейчас — выше крыши. Мы новый офис открыли и…

— Юрий Петрович! — натурально взвыл Долохов. — Неужели не поможете?!

— Павел, дело в том, что я сейчас не в Москве работаю, и…

— Юрий Петрович, вы знаете, с каким уважением я к вам отношусь, даже с пиететом, даже…

— Короче, — попросил Гордеев, которому надоели эти излияния.

— Короче будет так — я бы не стал вас беспокоить, если бы не боялся…

— Чего?

— Мне кажется, ему до самоубийства недалеко. У него жена Альбина, известная манекенщица, сбежала. Я его уговариваю в Химки уехать, но он меня не слушает, торчит в Москве, надеется, что она вернется, и, кажется, тихо с ума сходит.

— Стоп, — сказал Гордеев, у которого внезапно прорезался интерес.