За Пардальяном, отделенная от него помостом, стояла группа придворных из ближайшего окружения короля: Люинь, Орнано, Бельгард, Севре и Монпульян. Они нетерпеливо ждали, когда Людовик повернется к ним и сделает им знак подойти. А он словно забыл о них. Сами же они не осмеливались двинуться с места и пускались на маленькие хитрости, чтобы привлечь внимание монарха. Но все было напрасно…

Слева от Пардальяна, на достаточном расстоянии, держались вместе Лувиньяк, Эйно, Роктай и Лонгваль. Они стояли у окна и тихо разговаривали, продолжая наблюдать за шевалье.

Кончини ненадолго исчез. Одновременно исчез и Роспиньяк, из чего мы можем заключить, что маркиз удалился, чтобы отдать распоряжения капитану. И мы не ошибемся, если предположим, что распоряжения эти касались Пардальяна и Вальвера. Как бы то ни было, Кончини быстро вернулся в тронный зал, а Роспиньяк отсутствовал еще некоторое время.

Пардальян расположился справа от помоста. А у левого края возвышения остановились Фауста и королева, за спиной которой замерла Леонора. Перед ними проходили придворные, осыпавшие Фаусту комплиментами и изъявлениями самых теплых чувств. Она принимала все пылкие заверения со своим обычным величественным видом, смягчая его божественно обаятельной улыбкой. Фауста была неотразима. Внешне доброжелательная, она прекрасно знала цену всем этим клятвам в любви и дружбе, которые сыпались на нее, как из рога изобилия.

А забытый всеми юный король стоял один, развлекаясь этим зрелищем.

Добавим, что, несмотря на внимание, которое Фаусте приходилось уделять всей этой публике, отвечая одному, выслушивая другого, улыбаясь третьему, она ухитрялась время от времени бросать на Пардальяна насмешливые взгляды.

Мы помним, что на один из таких взглядов шевалье обратил внимание Вальвера.

Итак, Кончини вернулся в зал и примкнул к группе, окружавшей королеву.

Презрительно улыбающийся, спокойный и гордый, он и впрямь вел себя как хозяин. А поскольку именно он представил Его Величеству герцогиню де Соррьентес, с которой был, похоже, в прекрасных отношениях; поскольку Мария Медичи, благодарная своему фавориту за успех Фаусты, осыпала его милостивыми знаками внимания; поскольку было ясно, что его влияние неуклонно растет, — придворные увивались вокруг Кончини не меньше, чем вокруг королевы и Фаусты. И надо было видеть, с какой надменностью полновластного хозяина выслушивал он подобострастные речи окружающих.

Однако Кончини тоже частенько посматривал в сторону Пардальяна.

Король не сразу обратил внимание на маршала: взгляд Людовика XIII был прикован к Фаусте, которая своей тонкой лестью и ослепительной красотой произвела сильнейшее впечатление на подростка. Поспешим заметить, что это вовсе не было началом любви. Нет, король был еще слишком молод, а позже доказал, что не унаследовал страсти отца к женщинам. Просто на Людовика действовало сокрушительное обаяние Фаусты, как могла бы подействовать ласковая улыбка собственной матери. И ничего больше…

Но вот, устав разглядывать прелестную герцогиню, король окинул взором ее окружение. И увидел Кончини, который держался как истинный хозяин Лувра. И тогда…

Тогда глаза у короля загорелись, лицо вспыхнуло… Людовик осмотрелся — и обнаружил, что в полном одиночестве стоит возле помоста, который совсем недавно возносил его — монарха — над толпой.

Подросток страшно побледнел. Его руки сжались в кулачки, губы зашевелились, словно с них рвалось повеление: «Казнить!» Людовик не издал ни звука. Налившиеся кровью глаза забегали по залу. Король кого-то искал… Наверно, он хотел увидеть капитана своих гвардейцев Витри. А увидел незнакомца, который стоял совсем рядом, в четырех шагах от Людовика и с нескрываемой жалостью смотрел на него.