Изменить размер шрифта - +
Из за него я стал буквально одержим поисками доказательств существования невозможного. Я окутывал этот поиск полуреспектабельностью сравнительной мифологии и фольклора, но нужда всё так же гнала меня.

До Индиго я был потерян в этом поиске, сокрытый в собственных мыслях. Но она увидела что то во мне. Нечто такое, что превратило её поцелуй в нож, вырезавший меня из плена тьмы.

В сказках поцелуй отмечает порог: между проклятием и исцелением лежит поцелуй. Но не все поцелуи исцеляют; некоторые – убивают. Порог, в конце концов, ведёт в обе стороны. Я не думал об этом, когда Индиго повела меня к себе под светом люстр её парижского отеля. Тогда я лишь хотел пленить её смех под стеклом. И тогда я не различал, что он был полон зловещего торжества.

Индиго отстранилась, прерывая наш поцелуй, и откинулась на спинку стула. И снова в наше пространство вторгся сверкающий мир бара Кастеньяда. Теперь всё в этом месте раздражало органы чувств, от электронной музыки в стиле лаундж до смутного запаха сигарет и одеколона.

Индиго поднялась, чтобы уйти, и я уже приготовился к тому, что меня покинут. Она полезла в миниатюрную чёрную сумочку и достала единственный ключ.

– Пойдёмте со мной, – проговорила она.

Как будто я мог поступить иначе.

Я последовал за ней, минуя сияющий бар, бархатные стулья, сверкающие над головой люстры, прошёл в холл отеля. Здесь было прохладно и пусто. Кругом только сводчатые потолки и молочный мрамор, резко контрастирующий с ярко алым парчовым ковром, расстилавшимся по полу кровавым следом. Индиго повела меня к лестнице из золота и железа, а потом – в отдельный холл, где стоял, сцепив руки, швейцар в красном пиджаке.

– На этот раз я справлюсь сама, – сказала Индиго.

Светлокожий швейцар вскинул голову. Нажал единственную кнопку, и открылся частный лифт, искусно замаскированный под высокую потрескавшуюся картину, на которой была изображена дриада Дафна, пойманная в процессе превращения в лавровое дерево.

Как только мы оказались наедине, Индиго приблизилась. Она была высокой, и всё же ей пришлось поднять голову, чтобы встретиться со мной взглядом. Она положила ладонь мне на ремень и спросила:

– Вы знаете историю Эроса и Психеи?

Лифт начал подниматься, как и её пальцы.

– Да, – ответил я, и её пальцы замерли. Она хотела, чтобы я рассказал эту историю, что я и сделал. – Бог любви полюбил Психею, смертную принцессу, чья красота могла сравниться с красотой самой Афродиты. Он украл её, унёс сладким ветром, укутал во тьму и перенёс к себе во дворец.

Я коснулся руки Индиго. Её кожа была горячей, словно отглаженный шёлк. Проведя большим пальцем к запястью, я нащупал пульс. Спокойный, ровный.

– Эрос заставил её поклясться, что она никогда не посмотрит на него. Складывая крылья, он приходил к Психее ночью, и каждую полночь они познавали друг друга, – проговорил я, беря Индиго за руку и целуя её запястье. – Но Психея нарушила своё обещание. Посмотрела на Эроса, когда он спал, и за это предательство он покинул её.

– А что потом? – спросила Индиго.

– Потом Психее пришлось доказать, что она сумеет найти его, – сказал я. – Чтобы снова быть с ним, она переживала беду за бедой.

Шёлковое платье Индиго тёрлось о дешёвую ткань моего блейзера. Её синтетический яблочный аромат омывал меня. Я забыл о лифте, пока он не издал тихий звон, открывая двери в широкий вестибюль. Панорамные окна пентхауса Индиго обнажали украшенный драгоценностями огней Париж. В стороне белая лестница поднималась спиралью, ведя в роскошные верхние апартаменты. На основном уровне элегантную строгую комнату украшали старинные крылатые кресла, золочёные зеркала и одна единственная белая кушетка.

– Итак, вы знаете историю в теории, – сказала Индиго, положив ладонь мне на грудь и толкнув в фойе.

Быстрый переход