Восемнадцать лет мы тут прожили вместе, а потом ты исчезла, умерла, и в этом сияющем просторе я тебя ищу… и найду, чтобы жить.

Глава 21

У меня скопилось уже немало «компромата» на издателя, и под вечер мы с Василием опять отправились к Горностаевым. Но никто не отозвался на звонок и стук.

— Неужели так крепко спит?

— Вряд ли. Действие, — Василий произнес замысловатую латинскую формулу, — длится часа четыре, пять, не больше.

Меня-то «благодать» покинула вскоре после озера — а показалось, часы прошли, вечность, — но я ведь и принял только одну таблетку; однако ощущение «полета» всколыхнуло романтическую муть души; и во избежание последствий я весь день провел с братом. Марию почти не видел.

— Ушла куда-то, Леон.

— Мне это не нравится. И боссу пора бы подъехать.

Мы в нерешительности стояли на крылечке, у бочки с мертвой водой, а ножницы так и валялись у калитки, посверкивая в закатных лучах.

— Такое чувство, что там кто-то есть, — я кивнул на дверь.

— Машины не видно.

— Может, в гараже.

В летние месяцы Гришу обслуживал шофер из местных, пожилой Никанорыч.

— Прислушайся.

Какие-то шорохи мне слышались в недрах дома, протяжный скрип.

— Понятное дело, — Василий подмигнул. — Не хочет открывать, надоели мы ей до чертиков.

— Ладно, вернемся позже. Должен он когда-нибудь приехать.

Ужинали втроем, без Коли. «Я за ним не слежу», — любезно объяснила мне невеста. Она не только ходит взад-вперед, но и с ролью хозяйки справляется недурно. Я отвык: чистые салфетки, букетик в вазочке, вкусная еда… Но кусок не лез в горло под прицельным взглядом золотых глаз. Я стаканами глушил компот из яблок и курил. Дух горькой полыни — печальный дух деревни — смешивался с ароматом флоксов. А может, печаль шла от ущербной луны в зеленовато-розовом небе, от сумерек земли. Вечер переходил в ночь.

У Горностаевых светилось одно окно — кажется, в Гришином кабинете. Он и открыл входную дверь.

— Наконец-то! — воскликнул я.

— Что случилось? — Гриша стоял на пороге, как камень. — Надо поговорить.

— Что случилось?

— Поговорить надо!

Он посторонился. Прошли в кабинет.

— Как Алла себя чувствует? — спросил Василий.

Гриша, не отвечая, стоял посреди комнаты какой-то отсутствующий, словно омертвевший.

— Что с ней? — я вдруг испугался.

— Она ушла, — сказал, наконец, Гриша.

— Куда?

Пожал плечами.

— Забрала вещи и документы.

— Ну, а что объяснила? Что ты молчишь?

— Я ее не видел.

— Записку оставила?

— Нет.

И в этом доме смерть? Я похолодел и спросил почему-то шепотом:

— Тебе этот уход ничего не напоминает?

Он молчал.

— Твои женщины как-то странно исчезают, Гриша. Ты был на озере?

— Что?

— Волосы мокрые.

Он машинально провел рукой по голове.

— А может, голову в бочку сунул?

— В какую… — начал он и замолчал.