Изменить размер шрифта - +

— С мертвой водой. Как тогда.

Какую-то секунду мы смотрели глаза в глаза. Гриша закурил.

— А по какому, собственно, праву вы лезете ко мне ночью…

— Осмотреть спальню! — Не дожидаясь разрешения, я бросился в коридор, сгоряча сунулся не в ту дверь, включил свет: на веревке над ванной висит влажная еще мужская рубашка. Дорогая, фирменная — не на озеро он в ней ходил. Запомним!

Вот и «будуар»: подушка и покрывало слегка примяты с краю, ковер… никаких пятен, полный порядок. И стало мне от этого совсем жутко.

Мужчины ввалились за мной в спальню.

— Ты прибирался?

— Нет!

— Чего не хватает?

— Четырех платьев, плаща, — начал Гриша монотонно, — халата, шлепанцев, туфель…

— А украшений?

— Они были на ней.

— Ах, на ней!

— Утром!

— Что именно?

— Она обычно носит цепочку с крестиком и серьги. Серебряные.

— Еще?

— Часы. Дорожная сумка и сумочка, паспорт, кошелек.

— Денег много?

— Нет. То, что на хозяйство в начале месяца дал.

Да уж, Гриша отвалит, дожидайся.

— Нож пропал?

— Нет!

— Убийца приобрел опыт.

— То есть?

— Не вынул нож из раны: крови вроде нет. А в остальном — тот же почерк.

Мельком подумалось: кому я, с Васькиных слов, говорил про адский приемчик — оставить лезвие в холодеющем теле?.. Сыну — точно. А может, еще кому…

Василий, опустившись на колени, начал обследовать — «обнюхивать» — ковер, мы остались у порога.

— Она меня бросила, — сказал Гриша как новость, а я вспомнил и повторил сказанную по тому же поводу фразу:

— Так не бросают.

— Что?

— Так умирают!

Он вздрогнул, пепел с сигареты в музыкальных пальцах просыпался на ковер. Гриша исчез, вернулся без окурка, с мокрой тряпкой и тщательно вытер невидимый прах. Меня это как-то поразило.

— Аленька любила порядок, — пояснил.

Если и были тут следы, то они уничтожены, конечно.

— Она безумно боялась, — сказал я.

— Кого?

— Крови. Она видела кровь.

— Мне она этого не говорила, — заявил Гриша с угрюмой твердостью. — Где?

— На месте убийства Прахова.

— Что за бред!

— Запах вина и крови, если он действительно есть, вообще все запахи заглушаются духами, — доложил брат и так и остался сидеть на коленях.

— Аленька любила «Злато скифов».

— Так любила, — заметил Василий, — что вылила на ковер полсклянки, не меньше. Вот! — он ткнул пальцем в огромный бордовый цветок. Я подошел, нагнулся, даже голова закружилась — не люблю духов.

— Где это «Злато»?

— На тумбочке возле зеркала, должно быть.

Флакона не было.

— Где?

Гриша утомленно пожал плечами.

— Значит, взяла с собой.

— Когда ты перечислял взятые вещи, то духов не назвал.

— Не заметил.

С каждым вопросом и ответом разговор становился бессмысленнее и безнадежнее. Но я упорно продолжал:

— Во сколько ты вернулся из Москвы?

— Вечером.

— Уточнить у Никанорыча?

— В половине седьмого.

Быстрый переход