— Да уж, ничего похожего…

— А… все эти… анализы ДНК на самом деле были сделаны?

Глава фонда засмеялся.

— Вы полагаете, я выдумываю «по ходу пьесы»? — заметно было, сколько удовольствия он получил от произведенного эффекта. — Еще в 2005 году все эти опыты были успешно проведены в лаборатории палео-ДНК Университета «Лэйкхеад» в Онтарио.

Томаш пристально разглядывал пробирку в руках собеседника.

— И там вам выдали этот образец?

— Этот? — Арпад Аркан покрутил сосуд в своей перчатке, разглядывая его на просвет и не уставая, судя по всему, любоваться и восхищаться. — Нет, это уже другая история.

— Другая? Так откуда же сей образец?

Визор скафандра покрыла испарина — так глубоко выдохнул хозяин, прежде чем приступить к рассказу.

— После первых анализов, сделанных в Канаде, Министерство древностей Израиля опять закрыло оссуарии в своем хранилище в Бейт-Шемеше. Я же в то время занимался проектами, связанными с миром на Ближнем Востоке. Как вы знаете, девиз моего фонда — это поэма Гете, посвященная делу мира. И вот как раз с этим делом и возникли очень большие проблемы: израильско-палестинские переговоры без конца срывались под разными предлогами, а по планете стала расползаться гидра терроризма. Исламские фундаменталисты устраивали кровопролития то там, то сям, американцы как-то бессистемно и малоэффективно им отвечали. Я понял, что только какой-то мощный и решительный удар сможет разблокировать эту ситуацию. Но что надо было сделать конкретно? Просчитывал разные варианты, однако — ничего не подходило. Пока в один прекрасный день не увидел я дома по телевизору документальный фильм об оссуариях в Тальпиоте.

— И тогда вас осенило?

— Пожалуй, осенило — не совсем верно. Поначалу я посчитал эти находки чрезвычайно интригующими, окруженными ореолом тайны. Утром следующего дня у нас было совещание в фонде, и в конце разговор как-то вырулили на тему этого фильма. Тогда-то один из моих сотрудников, христианин по вере, бросил какую-то реплику, и в моей голове как будто что-то щелкнуло. А почему бы не пойти этим путем? — подумал я. Так родилась данная идея.

— Какая идея?

— Сейчас объясню. Нашим первым шагом стало стремление понять, что же можно сделать с оссуариями. Насколько я запомнил, в том документальном фильме утверждалось, что метод сбора образцов для анализов ДНК оставляет желать много лучшего. У нас уже работал этот Центр перспективных молекулярных исследований. В урезанном, правда, виде — тогда здесь, в Назарете, был построен только «Эдем» — корпус для трансгенных исследований. Мы намеревались селекционировать кукурузу, пшеницу и другие генетически модифицированные культуры, которые могли бы расти, не требуя много воды. Я всегда считал, что одной из основных причин сохранения такого уровня агрессии в современном мире являются прежде всего нищета и голод. Производство трансгенных злаков, выведенных моим фондом, внесло бы существенный вклад в победу над голодом в странах третьего мира и способствовало бы укреплению мира между людьми.

Арни Гроссман не выдержал тональности этой политинформации.

— Извините, но какое отношение к открытию в Тальпиоте имеет эта миротворческая пастила?

— Самое непосредственное, — продолжил невозмутимо Арпад Аркан. — К тому времени Департамент биотехнологий нашего центра возглавил немецкий профессор Петер Хамманс, с которым вы недавно беседовали. Я поинтересовался у него, имело ли смысл заняться данным проектом.