Ты слышал, что он не получил место председателя Ассоциации газетных издателей.
Янссон закурил сотую за день сигарету и выпустил клуб дыма в чашку.
— Думаю, что ты все принимаешь слишком близко к сердцу. В конце концов, он взрослый человек и должен нести бремя своей ответственности. Если он будет сильно волноваться по поводу подобных пустяков, то у него не останется времени ни на что путное.
Руке, державшей тонкую пластиковую чашку, стало горячо, и Анника перехватила чашку.
— Я знаю Шюмана, — тихо произнесла она. — Знаю лучше, чем думают многие. Я знаю, в чем он убежден, и поверь мне, есть вещи, которые он воспринимает очень серьезно. Например, его назначение. Все будет нормально, но не прежде, чем его простит председатель совета попечителей. Дай ему полгода, и тогда он снова начнет хорошо ко мне относиться.
Янссон смачно отхлебнул кофе.
— Что за ерунда, «снова начнет хорошо относиться»? — спросил он, сделав глоток. — Освещение нобелевского банкета — это очень почетная работа!
— В паре с Ольссоном? Ты шутишь. Да еще в таком наряде?
Она дернула себя за подол разорванной внизу розовой синтетической юбки. Она видела, что Янссон смотрит на нее своим особым, только для него характерным взглядом — смотрит, как на необычное растение или странную птицу, — без осуждения, но с любопытством ботаника или орнитолога.
— Как там все было на самом деле? — спросил он и затянулся дымом.
Анника на мгновение закрыла глаза, воспроизводя по памяти впечатление, возникшее у нее, когда она вошла в Голубой зал.
— Сначала вид меня просто ошеломил. Нестерпимо яркий свет, масса людей. Еда невкусная, первая перемена вообще была несъедобной. Но там тепло, нет промозглого холода, как часто говорят…
В конце концов она оказалась за одним столом с Боссе, работавшим в другой вечерней газете. Они встречались и раньше, например когда писали об убийстве Мишель. Карлссон в замке Юкстахольм. Тогда они непринужденно болтали, подначивали друг друга и пили.
— Правду говорят, что журналистов всегда сажают за колонну, чтобы они ничего не видели?
Анника кивнула:
— Чистую правду. За три с половиной часа мы так и не узнали, что происходило за главным столом. По телевизору все видно намного лучше. Тебе хотелось бы там побывать?
— Ты и в самом деле видела убитых?
Анника тяжело вздохнула и собралась с мыслями.
— Только одну в Золотом зале — там умерла фон Беринг.
Она умолкла, вспомнив взгляд женщины, неестественную неподвижность ее тела.
— Я видела, когда в нее выстрелили, потом я упала на пол рядом с ней…
Голос ее дрогнул, в горле появился булькающий хрип, который она попыталась замаскировать глотком кофе.
— Но убийцу я в тот момент не видела, то есть я не видела, как она стреляла.
Янссон закурил следующую сигарету.
— Но как же ты помогала составлять фоторобот?
— Я столкнулась с убийцей за несколько секунд до выстрелов — она наступила мне на ногу.
Анника поставила пластиковую чашку на пол и стянула с ноги сапог. На стопе вздулась иссиня-багровая шишка размером с пятикроновую монету. Кровоподтек был отчетливо виден сквозь колготки.
— Вот это да! — сказал Янссон.
— Фоторобот опубликуют завтра, могу держать пари. Им надо свериться с другими свидетельскими показаниями.
— Как они это делают? Кто-то рисует портрет?
Анника почувствовала, что из плеч ушло свинцовое напряжение.
— Нет, сейчас строят компьютерное изображение. Сидишь в старом здании полицейского управления на Королевской улице, в обычном офисе с тремя компьютерами. |