Эллен безмятежно посапывала с большим пальцем во рту, и Анника осторожно вытащила его. Погладила дочку по головке, и Эллен довольно шмыгнула носиком, но не проснулась. Калле, изредка всхрапывая, крепко спал с открытым ртом.

«Он придет, — подумала она. — Папочка вернется к нам, обязательно вернется».

Ей была невыносима сама мысль о том, что все может сложиться и по-другому. Надо отвлечься от душевной боли. Анника знала только один способ. Она пошла в кабинет и включила компьютер.

Она начала писать и написала обо всем: о шантаже Каролины, о ее тайне, о ее ослеплении Тореллом, о том, что сказал Бернард, и о реакции Эббы, о своих собственных умозаключениях, о приезде полиции.

Закончив, она отправила текст двум адресатам — К. и Янссону. Оба письма она сопроводила одним и тем же заголовком: «Примечание: запрет разглашения!»

Пусть делают что хотят.

Она выключила компьютер и некоторое время неподвижно сидела за столом, глядя в окно. Летняя ночь отливала черной синевой. Дул ветер, но было тепло. В старом доме Гопкинса горел свет — на кухне и в цокольном этаже. В доме Эббы было темно. Наверное, она еще не вернулась из больницы.

Глаза горели от переутомления, но сна не было. Она вошла в ванную и остановилась в двери, глядя на ванну. Она была пустая и чистая: Анника отполировала эмаль замшей. Никаких больше мертвых женщин в ее ванне.

Она вздохнула, вздох перешел во всхлип, а затем в рыдание.

«Он вернется, — подумала она. — Он должен вернуться домой. О, Господи, сделай так, чтобы он снова вернулся ко мне!»

Она уселась на унитаз и подперла голову руками, прислушиваясь к своему тяжелому дыханию. Удары сердца отдавались в ушах, руки мелко дрожали.

«Как ты мне нужен. Я люблю тебя. Прости меня, прости».

— Я же не хотела тебя обидеть, — прошептала она.

Она заплакала, обхватив руками голову, и плакала до тех пор, пока не иссякли слезы. Она не могла больше плакать, в доме стояла тишина, а в душе поселилась невероятная пустота.

Анника посидела еще несколько минут, а потом встала, чувствуя себя совершенно разбитой и измотанной.

«Все устроится, все устроится само собой. Не знаю как, но все уладится».

Она взяла зубную щетку, потянулась к тюбику и обнаружила, что он пуст. Почистила зубы водой, потом вымыла лицо дорогим мылом и причесалась. Внимательно посмотрела на себя в зеркало — какие у нее припухшие и отчужденные глаза. Она нагнулась через раковину ближе к зеркалу; лицо покрыла тень, смазавшая черты.

Она закрыла глаза, выпрямилась, вновь открыла глаза и оглядела ванную.

Все сияет, блестит и пахнет хлорной известью.

Анника выключила свет и вышла на лестничную площадку. В окутавшей ее темноте почему-то стало легче дышать.

«Все зависит от меня, — решила Анника. — Я все сделаю, если захочу. Главное — начать. Хуже уже не будет».

Она сделала несколько шагов к лестнице, когда раздался трескучий грохот. Звук был каким-то нереальным, как во сне, и показался Аннике страшно далеким. Она не испугалась, скорее удивилась. За грохотом тут же последовал оглушительный звон разбитого стекла.

Что за черт?..

Она выбежала на лестницу. В лицо ей ударил порыв ветра. Фигурное окно рядом с входной дверью было разбито и зияло, впустив в дом ночь. Анника подошла ближе, и только теперь до нее дошло, что случилось. От страха у нее зашевелились волосы. Кто-то среди ночи бьет стекла в ее доме. Кто-то подошел к крыльцу и разбил фигурное окно…

Сердце Анники бешено забилось, она задышала так, как будто бежала длинную дистанцию. Перескакивая через три ступеньки, кинулась к разлетевшимся по полу осколкам, и в это время дом потряс второй удар. На этот раз над головой Анники.