Но Гурцат всего седмицу тому разослал гонцов по Степи. Посланники от его имени говорили так:

    -  Хаган племен мергейтов решил, что каждый из ханов может войти в священный круг, встретиться с предками и покровителями наших равнин. Тогда на общем совете и решится судьба народа. Хаган ждет гостей в ночь полной луны, после заката дневного светила.

    Только ближайшие родичи Гурцата и вдобавок самые верные его тысячники, прошедшие через войну с меорэ, полуночными лесовиками и непобедимой конницей солнцеликого шада Саккарема, ответили:

    -  Пусть хаган решает без нас. Мы - лишь верные его слуги. Что скажет Гурцат после священной ночи - будет законом не только человеческим, но и законом богов.

    С другими было иначе. Худук-хан, глава рода шайбани, услышав речи гонцов, не стал покорно склонять голову перед знаком повелителя Степи.

    Он ответил так:

    -  Хаган разослал слово по Степи. Видать, Гурцат полагает, что стоит ему чихнуть, и в других кюрийенах все начнут кашлять. А его советник, этот проклятый чужеземец с волосами белыми, как крылья моли, начал слишком много себе позволять. Однако Гурцат предложил говорить с богами. Я, ведущий свой род от прародителя мергейтов, принимаю приглашение. Решено - я еду. И со мной отправятся старшие сыновья. Пусть учатся мудрости у богов…

    И улыбнулся Худук-хан гонцу. Нехорошо улыбнулся. Посланник, взяв свежего коня, тотчас ускакал дальше оповещать иные улусы. Стих быстрый постук копыт, и из-за тканного золотом полога появилась старшая жена хана Худука, вождя всех шайбани.

    -  Люди рассказывают, - тихо проговорила госпожа Алакчинь, - будто у хагана Гурцата не два уха, но две сотни. Зачем было произносить такие слова перед лицом его посланника?

    -  Посланника?! - искренне возмутился Ху-дук и даже покраснел от злости. Перед лицом? Ты о чем говоришь, женщина? Не перед лицом, а перед шакальей мордой! Я не боюсь человека, которого мы по своему недомыслию избрали хаганом, а уж тем более не могу страшиться сплетен падалыциков, которых он набрал в свои тысячи!

    Спокойная чарующая речь прекрасной Алакчинь не изменилась:

    -  Гурцат выпил воды из реки власти. Из отравленной реки. Теперь он будет пить лишь из этого источника…

    -  Ну и что? - буркнул Худук. - Обопьется и лопнет. Никто, ни один хан, ни единый вождь на памяти наших отцов и матерей, не требовал от шайбани слепого подчинения. Да, когда явились проклятые меорэ, понадобился вождь. Однако теперь опасность минула. Земля-Мать не потерпела на своем лике чужих сыновей.

    -  Тебе не нужна слава? - чуть приподняла изогнутую бровь жена. Алакчинь по-прежнему стояла у полога, опустив глаза и почти не шевелясь. Едва заметно двигались одни ее губы. - Не нужны новые земли?

    -  Зачем? - яростно вытаращился Худук и ударил ладонью по кошме. - Степь прокормит еще пять поколений! Или пятьдесят пять! Так было всегда - так и останется! Никто не хочет менять древние законы, и я не буду. А Гурцат сам себе готовит погребальный костер! Эй, Тули. - Хан развернулся ко входу в юрту. - Тули! Сюда!

    И добавил уже тише, не глядя на Алакчинь:

    -  Пойди прочь…

    Госпожа неслышно скрылась за занавесью. Ни один воин хана не должен знать, что глава племени советуется с женщиной.

    Вбежал молодой нукер, ничем не отличавшийся от прочих.