Но хрипы и стоны в трубке подействовали освежающе, как морская волна.
— Кто это?
— Дж… Дж…
— Это ты, Джонни?
— Да. — Собеседник с трудом набрал воздух в легкие. — Эллери…
— Что случилось?
— Я… я умираю…
— Что?! Подожди, я сейчас приду.
— Не успеешь…
— Не клади трубку!
— М-м-м… — Послышалось бульканье, потом Бенедикт произнес вполне обыденным тоном: — Убийство…
— Кто это сделал, Джонни? Говори!
На сей раз послышался бесконечный выдох. Затем Джонни Бенедикт с трудом выговорил нечто вроде «дома…» и снова умолк.
«Почему Джонни хочет, чтобы я знал, где он? — подумал Эллери. — Я и так знаю, что он в большом доме. По крайней мере, должен быть там. И звонит по внутреннему телефону. Это не имеет смысла. Если Джонни смог мне позвонить, значит, он в здравом уме».
— Я имею в виду, кто на тебя напал?
Ответом послужили нечленораздельные звуки.
— Говори, Джонни! Кто это сделал? — Это было все равно что уговаривать упрямого ребенка. — Постарайся сообщить мне. — Он едва не сказал «папе».
Судя по звукам, Джонни старался изо всех сил. Он еще дважды произнес «дома…», каждый раз менее отчетливо, чем предыдущий. Наконец попытки прекратились, и послышался стук, как если бы Джонни-Би отшвырнул трубку или, что более вероятно, уронил ее.
— В чем дело, сынок?
Эллери положил трубку. К своему удивлению, он почувствовал, что зевает. В дверях стоял его отец. Эллери рассказал инспектору о звонке Джонни.
— Так чего же ты тут стоишь? — рявкнул старик и скрылся в своей спальне.
Спешить некуда, подумал Эллери, быстро натягивая брюки. Джонни унес ветер, который он сам посеял.
Райтсвилл снова нанес удар.
«Кугуар» преодолел четверть мили в одно мгновение. В большом доме было темно, светились лишь два окна наверху, где, очевидно, находилась спальня Бенедикта. Эллери выпрыгнул из машины.
— Ты захватил ключ, который дал тебе Бенедикт? — крикнул инспектор ему вслед.
— Черт, забыл! — отозвался Эллери. — Но кто когда пользовался ключами в Райтсвилле?
Он оказался прав — парадная дверь была закрыта, но не заперта.
Они побежали наверх. Дверь хозяйской спальни была распахнута настежь.
На Бенедикте были красно-коричневые шелковые пижамные брюки, шелковое кимоно с полосками цвета молочного шоколада и японские шлепанцы. Тело бесформенной грудой лежало на полу у кровати, напоминая пирог, который только что вытащили из духовки, украсили и поставили остывать. Телефон стоял на ночном столике, трубка свисала к полу. Крови было удивительно мало, учитывая размер ран на голове Бенедикта.
Оружие валялось на полу в шести футах от тела, между кроватью и дверным проемом. Это была массивная статуэтка, изображающая трех обезьян, отлитая из железа в современном стиле. Символизируемая ею проповедь «Не видь зла, не слышь зла, не говори о зле» выглядела жуткой иронией. Никто из Квинов не притронулся к ней.
— Конечно, он мертв, — сказал Эллери. — А ты как думаешь?
— Лучше удостовериться.
Инспектор присел на корточки и пощупал сонную артерию Бенедикта.
— Мертв. Не понимаю, как ему хватило сил снять телефонную трубку.
— Очевидно, хватило, — холодно отозвался Эллери. — Но толку от этого было мало.
Обернув правую руку носовым платком, он поднял трубку, нажал кнопку, переключающую аппарат на внешнюю связь, и набрал номер полицейского управления Райтсвилла, который помнил слишком хорошо. |