— Вряд ли я представляла себе, что буду делать, когда доберусь туда, — продолжала девушка. — Возможно, у меня в голове мелькали грандиозные видения того, как я застану его с другой, произнесу обличительную речь и гордо уйду со сцены. Но когда я уже сворачивала на подъездную аллею к дому Джонни, меня внезапно охватил стыд. Я поняла, что если сейчас не доверяю Джонни, то не смогу доверять ему и в будущем. Поэтому я развернула машину и поехала назад в Нью-Йорк. А в воскресенье утром — я была слишком расстроена, чтобы ложиться спать, — услышала по радио, что ночью Джонни убили.

Страх, что ее могли видеть неподалеку от дома Бенедикта или в Райтсвилле, побудил Лору вернуться домой в Чилликот. Она никогда не рассказывала родным о ее отношениях с молодым человеком из высшего общества, чье имя и фотографии постоянно появлялись в газетах и передачах новостей. Когда стало известно о таинственной Лоре, поименованной в рукописном завещании Бенедикта в качестве его наследницы в случае их брака, ей не понадобился адвокат, чтобы понять, что у нее нет никаких прав на состояние Бенедикта, поскольку брак так и не имел места.

Лора Мандзони сказала, что, если бы убийство Бенедикта не было раскрыто, она сопротивлялась бы когтями и зубами против своего отождествления с исчезнувшей Лорой.

— У меня есть друг детства в соседнем квартале, — сообщила Лора посланцу Ньюби, — который хотел жениться на мне с тех пор, как мы окончили школу. Сейчас мы уже собираемся назначить дату свадьбы. Но его родители — твердолобые баптисты, и, хотя Бьюэлл не отказался бы от меня, если бы мое имя стали трепать в газетах и по телевидению, они создали бы нам немало осложнений. Не могли бы вы не упоминать обо мне?

Ее просьбу выполнили.

— Последняя женщина в жизни Бенедикта, — промолвил инспектор Квин. — Кажется, так он назвал ее тем субботним вечером?

— Он был не прав, — мрачно отозвался Эллери. — Лора Мандзони не была последней женщиной в жизни Джонни.

— Тогда кто же, если не она?

Эллери поднес к свету стакан с неразбавленным бурбоном, прищурился и выпил его залпом, как лекарство.

— Эл Марш, — ответил он.

— Марш… — Инспектор Квин отшвырнул газету. Он читал о похоронах Марша и о событиях, приведших к ним. Благодаря свободе выражений, которой ныне наслаждается пресса, статья получилась чересчур откровенной на старомодный вкус инспектора. — Мне все это по-прежнему кажется не вполне реальным.

— Почему? — осведомился Эллери. — В свое время ты, как и все полицейские офицеры, расследовал дела, связанные с целыми зоопарками людей вроде Марша, папа.

— Но я впервые сталкиваюсь с таким человеком лично, а не по долгу профессии. Марш выглядел и вел себя как мужчина из мужчин, если ты понимаешь, о чем я. Будь он очевидным…

— По-своему, он таким и был.

Старик уставился на него.

— Его квартира, — объяснил Эллери. — Там секрет Марша практически бросался в глаза.

— Если так, то я его не заметил.

— У тебя есть оправдание. Ты не был там в качестве гостя.

— Ты имеешь в виду чисто мужской тип мебели, спортивное оборудование и так далее? Маскировку?

Эллери слабо улыбнулся:

— В случае Марша это, безусловно, была маскировка, но такие вещи не являются указателем на ориентацию их владельца, иначе у многих возникли бы проблемы.