— В этом нет надобности, — отозвался Эллери. — Ты не заметил вмонтированный в стену гостиной бар, папа. Там есть все — от абсента до зубровки.

Эллери предпочел лавке Логана на Слоукем-стрит между Аппер-Уислинг и Вашингтон-стрит, где его знали, супермаркет на другой стороне улицы, где он мог рассчитывать остаться незамеченным. Тем не менее ему пришлось отвернуться, дабы избежать взглядов двух женщин, показавшихся знакомыми. Поездка в город лишь усилила депрессию Эллери — слишком много было перемен, и, на его взгляд, только к худшему. Он поспешил вернуться в коттедж, где застал отца, в рубашке с расстегнутым воротом и слаксах, сидящим у камина со стаканом, наполненным коричневой жидкостью.

— Да, — мечтательно произнес инспектор, — это жизнь!

Старик предоставил Эллери полную свободу. Он ни на чем не настаивал, ограничиваясь предложениями, и не протестовал, когда Эллери от них отказывался. Большую часть среды инспектор посвятил рыбалке (несмотря на хвастовство Бенедикта относительно самодельной удочки, старик обнаружил кладовую со спортивными принадлежностями, включающими несколько первоклассных удочек) и вернулся с великолепной форелью к ужину. Эллери провел день лежа на спине и слушая Баха и Моцарта, иногда перемежая их ансамблем «Тихуана брасс» и время от времени подремывая. Ночью он впервые за много недель спал без снотворных таблеток и кошмарных снов. В четверг Квины обследовали поместье, пройдя пешком большую часть двух сотен акров и вернувшись проголодавшимися. Они пообедали парой стейков, которые Эллери поджарил на углях на заднем дворе, с печеной картошкой, сметаной и луком. Инспектор притворился не заметившим того, что его сын не оставил на тарелке ни кусочка, — такого старик не видел уже давно.

Едва включив посудомойку, Эллери услышал резкий звонок, который издавал аппарат, похожий на внутренний телефон.

— Кто это, черт возьми? — осведомился он, сняв трубку.

— Джонни, — послышался голос Бенедикта. — Как пациент?

— Только начинаю расслабляться. Неужели Бенедикт последовал за ними?

— Эта штука соединяет с большим домом?

— Да. Я помню, Эллери, что обещал не б-беспо-коить вас…

— Когда ты приехал?

— В конце дня. Послушай, я должен к-кое-что тебе рассказать. Не возражаешь, если я загляну на несколько минут?

— Не болтай вздор.

Эллери положил трубку и направился в спальню инспектора. Старик уже переоделся в пижаму.

— Папа, здесь Бенедикт — хочет поговорить с нами или со мной. Сейчас он придет из большого дома. Хочешь при этом присутствовать?

Отец и сын посмотрели друг на друга.

— Звучит таинственно, — заметил инспектор Квин.

— Видит бог, я не ищу неприятностей, — сказал Эллери. — Но я их чую.

— Надеюсь, сынок, ты не прав.

Спустя десять минут Эллери впустил Джонни-Би, который выглядел озабоченным. «Что бы это ни было, — заверил себя Эллери, — я не стану в это вмешиваться».

— Входи, Джонни.

— Прошу прощения за пижаму и халат, мистер Бенедикт, — сказал инспектор. — Я провел утомительный день, бродя по вашему поместью, и как раз собирался ложиться.

— Выпьешь, Джонни?

— Не сейчас, спасибо. — Бенедикт опустился на стул и огляделся. Его улыбка казалась вымученной.

Что-то явно было не так. Квины не смотрели друг на друга.

— Тебе здесь нравится?

— Хочу еще раз поблагодарить тебя, Джонни.