Он не мог сказать, отчего так горит кожа – то ли от жары, то ли от клаустрофобии, то ли от нервозности, вызванной ожиданием.
За весь вечер он ни разу не отошел от Думитру дальше чем на несколько метров. Даже когда Думитру оставался у себя дома, в двухэтажном викторианском здании за закрытой дверью, преследователь сидел в машине, припаркованной возле дома, и наблюдал. Здание было разделено на две съемные квартиры. Наблюдателя удивило плохое состояние этого дома. По стеклу в окне второго этажа тянулась длинная вертикальная трещина, а крошечный садик был усеян окурками и банками из под дешевого пива.
Несмотря на то что Думитру явно не стремился поддерживать свой дом в порядке, пунктуален он был настолько, что по нему можно было сверять часы. Каждый день ровно в 17.20 со стуком закрывал за собой входную дверь. Одетый в одни и те же выцветшие джинсы и футболку, покрытую белыми и розоватыми пятнами от штукатурки, которую он наносил на стены, быстрым шагом направлялся к метро – этот путь занимал у него десять минут. Если ветер дул от него в сторону наблюдателя, тот иногда улавливал запах дешевого дезодоранта или лосьона для бритья – но ни то ни другое не могло замаскировать терпкий запах тела Думитру, настолько въевшийся в одежду, что от него не избавляла никакая стирка.
Наблюдатель знал, что Думитру нанялся рабочим в реновационный проект в центре Ноттинг Хилла в Западном Лондоне, оценивающийся в миллионы фунтов стерлингов. Перестраиваемый дом принадлежал бывшей звезде брит попа, и, согласно документам по перепланировке, которые видел наблюдатель, под изначальным подвальным помещением были выкопаны еще два, более обширных, отчего дом превратился в некое подобие айсберга. Теперь шла финальная стадия отделки, и Думитру всю ночь штукатурил, выравнивал и грунтовал стены.
Думитру был не только пунктуален, он еще и следовал привычкам и неизменно выбирал для ожидания одно и то же место на платформе – у самого устья тоннеля, там, где останавливался последний вагон. Благодаря мощному телосложению и дерзкому поведению он без труда проталкивался в первый ряд – если только пассажиры сами не расступались, словно воды Красного моря, под его угрожающим взглядом.
Часы показали, что осталось две минуты, и сердце наблюдателя ускорило бег.
Он сделал глубокий вдох и в очередной раз почувствовал кислый запах тела Думитру. На языке остался неприятный привкус. Он почувствовал, как струйка пота стекает между лопатками по спине до пояса трусов.
Неожиданно Думитру сделал шаг назад, вероятно, решив, что стоит слишком близко к краю платформы.
– Моя нога, идиот! – рявкнул мужчина, стоящий позади и чуть слева от него.
Думитру повернул голову и злобно уставился на него, видимо, полагая, что грозного вида хватит, чтобы пресечь конфликт на корню.
– Ты звал меня «идиот»? – переспросил он на ломаном английском.
Но оппонент явно не собирался отступать.
– Да. Убирайся к себе домой! – прорычал он.
Несмотря на крепкое сложение, этот мужчина был заметно ниже Думитру. Однако если б кто то из них решил начать драку, им пришлось бы нелегко. На запруженной народом платформе не хватило бы места, чтобы размахнуться для хорошего удара. И все же они продолжили ссору.
– Что сказал? – спросил Думитру, в то время как часы вели обратный отсчет – от двух минут к одной. Противник ничего не ответил, поэтому Думитру отвернулся от него и что то проворчал на родном языке.
Наблюдатель сосредоточился, боясь, что нервы у него сдадут сейчас, когда цель так близка. Ноги начали дрожать вопреки его воле, поэтому он закрыл глаза и начал медленно считать в обратную сторону – от пяти до одного. Сейчас или никогда.
Он извлек из бандажа правую руку и опустил ее так, чтобы никто не видел. А потом, собрав все силы, вонзил шприц в левую ягодицу Думитру и нажал на поршень, прежде чем выдернуть иглу. |