– Попытаюсь… – он достал из записной книжки календарик. – Это какой день был? Суббота… Так… Где мой график? Есть… Что ж, мне повезло; в тот вечер с восемнадцати до полуночи я играл в ресторане. Засвидетельствовать, что я говорю правду, могут многие. Проверьте.

"Обязательно, Владислав Генрихович, – подумал Дубравин. – На том стоим…" А вслух сказал:

– У вас имеется ключ от прежней квартиры?

– Конечно. У меня там комната.

– Вы, случаем, его никому не давали? Не торопитесь отвечать, хорошо подумайте.

– И думать нечего. Не давал. Чего ради?

– Тогда, возможно, кто-то мог воспользоваться им без вашего разрешения?..

– Трудно сказать… – Ольховский задумался. – Пожалуй… вряд ли…

– Скажите, кто-нибудь знал, что у вас есть этот ключ?

– Многие.

– А конкретно?

– Что, всех перечислить?

– Желательно…

Фамилий было около десятка, и Дубравин только вздохнул про себя: ой-ой, работенка предстоит – будь здоров… Снова лабиринт.

– Посмотрите, Владислав Генрихович, – майор достал из кармана фонарик, который передала ему Ольховская, и положил на стол. – Это ваш?

– Нет, не мой, – Ольховский взял фонарик и с интересом принялся рассматривать. – Занятная вещица…

– А вы ни у кого, случаем, такого фонарика не видели?

– Знаете, кажется что… Или я ошибаюсь… Дубравин заволновался: неужели?! Если бы…

– Не могу вспомнить… – наморщил высокий лоб с небольшим шрамом над левой бровью Ольховский. – Не могу… Где-то, когда-то… Нет…

– Может, у бабушки вашей бывшей жены?

– Бывшей… – поморщился Ольховский: это слово его явно раздражало. – Нет, только не у Софьи Леопольдовны. Мы с нею были не в ладах, и я никогда не входил в ее комнату.

– Как это важно, если бы вы только знали… – надежда все еще не покидала майора. – Вспомните… – едва не взмолился он.

– Простите, но… – развел руками Ольховский. – Увы…

Дубравин разговаривал с Ольховским еще минут десять, а затем, простившись и оставив ему номера своих телефонов, служебного и домашнего, на случай, если тот все же вспомнит, кому мог принадлежать фонарик, возвратился в управление.

Буфет уже был закрыт, и майор, с трудом вымолив у буфетчицы несколько бутербродов с колбасой и бутылку минеральной воды, отправился в свой кабинет, где и просидел над бумагами до половины шестого. Белейко сегодня отсутствовал – он был в дежурной следственно-оперативной группе.

Оторвал Дубравина от канцелярской работы телефонный звонок.

– Дубравин у телефона. Ты, Бронек? Да… Что?! Новосад убита?! Не может быть… Дождался… Нет, это я себе… Выезжаю…

Майор уронил телефонную трубку на рычаги и сморщился, будто собирался заплакать. На душе и впрямь было так скверно, что хотелось закричать, что-то разбить, разорвать… Убита Новосад… Почему-то вспомнился Драч: накаркал, старый ворон…

8. УБИЙЦА НЕ ОСТАВЛЯЕТ СЛЕДОВ

Дом, где жила Новосад, – девятиэтажная одноподъездная коробка, – находился в новом микрорайоне Южные Склоны. Неподалеку от дома виднелись кучи строительного мусора: микрорайон построили недавно, с полгода назад. К нему пришлось добираться пешком – метрах в тридцати от девятиэтажки улицу пересекала свежевырытая траншея, возле которой стояли, уныло уткнувшись ковшом в землю, небольшой экскаватор и компрессор, забрызганные грязью.