Я знала.

Три с лишним сотни фунтов вонючего, тупого и противного тела рухнули вниз на потёртый, грязный ковер в коридоре, как если бы их сбросили с крана.

Пока он лежал там, оглушенный, я выгнула его руку вверх и назад, удерживая ее выпрямленной своей второй рукой. Из этой позиции, я могла, буквально говоря, выдернуть его руку из плечевого сустава с усилием не больше того, которое требуется, чтобы толкать тележку в супермаркете. И я могла сделать ему больно — очень, если нужно будет — чтобы отбить у него охоту ко всяким глупым телодвижениям.

Будучи Рэем, он снова попробовал глупости, крича и выкручиваясь из захвата. Я, вздохнув, усилила нажим, и он и его лицо снова пережили сокрушительное столкновение с ковром. Мы повторили это несколько раз, пока Рэй не усвоил этот урок, перестав рыпаться. Видимо ему надоело чувствовать боль, когда он предпринимал попытку вырваться.

— Итак, я беседовала с людьми в нескольких домах, — тихим, спокойным голосом заговорила я. Рэй пыхтел, как двигатель.

— Знаешь, мне было бы интересно послушать, что ты можешь рассказать мне о том, видел ли ты что-то необычное или странное вчера ночью? Наверное, между двумя и тремя часами?

— Ты ломаешь мою грёбаную руку! — прорычал Рэй, — или попытался. Его голос срывался на скулёж.

— Нет, нет, нет, — сказала я. — Если я сломаю тебе руку, ты услышишь треск. Это звучит, как будто ломается ветка дерева, но чуть более приглушенно. На самом деле тебе стоит волноваться, если я вывихну тебе руку в плечевом и локтевом суставах. Это гораздо хуже. Так же болезненно, но занимает чертовски больше времени на восстановление.

— Иисусе, — сказал Рэй.

— Ты хочешь сказать, что Иисус заходил в гости с двух до трех часов прошлой ночью? Я сомневаюсь, Рэй.

— Я ничего не видел! — сказал он после того, как отдышался через несколько секунд.

— Всё верно? Господи, Боже мой, я ничего не видел!

— Ага, — сказала я, — вот теперь ты говоришь, как честный человек.

Я использовала руку, которой фиксировала его локоть, чтобы дотянуться до кармана, а затем бросила свой значок на пол перед ним.

Он долгую секунду смотрел на него, а затем его лицо побледнело.

— Вот что теперь произойдёт, — сказала я очень спокойно. — Ты собираешься уволиться со своей работы. Ты напишешь очень милое письмо своему начальнику, а затем уберёшься из этого дома. Ты исчезнешь к завтрашнему полудню.

— Вы не можете этого сделать, — сказал он.

— Я могу сделать всё, что захочу, — ответила я. — Кому из нас, по-твоему, поверит судья, а, Рэй?

Мое принуждение незаконно. И так не делает ни один хороший полицейский, в любом случае. Но преступники всегда готовы, даже стремятся, верить самому худшему о копах. Я думаю, они чувствуют себя лучше, если им удается убедить себя, что полиция такая же, как они, только со значками и с зарплатой.

— Ты это сделаешь, так или иначе. Если ты не хочешь играть по моим правилам, я пришлю сюда городского инспектора, чтобы зафиксировать все нарушения кодекса в этом доме. Огнетушители отсутствуют. Детекторам дыма — сто лет в обед, и большинство из тех, что есть, просто свисают на проводах. Повсюду плесень и грибок. Фонари не горят. Груда мусора на улице. — Я зевнула. — И в довершение всего, на твоей парковке собираются наркоторговцы, Рэй. И я полагаю, ты в деле.

— Нет, — сказал он, — нет, это не так!

— Ну, конечно же. Это ведь похоже на тебя, не так ли? И тут ты ещё нападаешь на офицера.