Подражатели обрадовались:

         бис!

         Над собою

         чуть не взвод

         расправу учинил.

         Почему же

         увеличивать

         число самоубийств?

         Лучше

         увеличь

         изготовление чернил!

         Навсегда

         теперь

         язык

         в зубах затворится.

         Тяжело

         и неуместно

         разводить мистерии.

         У народа,

         у языкотворца,

         умер

         звонкий

         забулдыга подмастерье.

         И несут

         стихов заупокойный лом,

         с прошлых

         с похорон

         не переделавши почти.

         В холм

         тупые рифмы

         загонять колом —

         разве так

         поэта

         надо бы почтить?

         Вам

         и памятник еще не слит, —

         где он,

         бронзы звон

         или гранита грань? —

         а к решеткам памяти

         уже

         понанесли

         посвящений

         и воспоминаний дрянь.

         Ваше имя

         в платочки рассоплено,

         ваше слово

         слюнявит Собинов

         и выводит

         под березкой дохлой —

         «Ни слова,

         о дру-уг мой,

         ни вздо-о-о-о-ха».

         Эх,

         поговорить бы и?наче

         с этим самым

         с Леонидом Лоэнгринычем!

         Встать бы здесь

         гремящим скандалистом:

         – Не позволю

         мямлить стих

         и мять! —

         Оглушить бы

         их

         трехпалым свистом

         в бабушку

         и в бога душу мать!

         Чтобы разнеслась

         бездарнейшая по?гань,

         раздувая

         темь

         пиджачных парусов,

         чтобы

         врассыпную

         разбежался Коган,

         встреченных

         увеча

         пиками усов.