– Конечно, доверяю! Но именно этого я и боюсь. Лучше бы наоборот. А так не пройдет и двадцати минут, и я уже окажусь у вас в руках. Смею предположить, – добавил Стрезер, – в вашей практике это не первый случай. А вот со мной такое происходит впервые.

– Просто вы распознав и меня, – отвечала она со всей присущей ей добротой, – а это так замечательно и так редко бывает. Вы видите, кто я. – И когда он, однако, покачав головой, добродушно отказался претендовать на подобную прозорливость, сочла нужным пуститься в объяснения. – Если вы и дальше будете таким, каким были вначале, вам самому все станет ясно. Судьба оказалась сильнее меня, и я поддалась ей. Я, если угодно, гид – приобщаю к Европе. Вот так-то. Жду приезжающих – помогаю сделать первый шаг. Подхватываю и устраиваю – я своего рода «агент» высшего разряда. Сотоварищ – в самом широком смысле слова. И как вам уже говорила – сопровождаю путешественников. Я не выбирала себе этого занятия – так получилось само собой. Такая уж выпала мне судьба, а от судьбы не уйдешь. Не стоит нам, грешным, хвалиться этим, но я и впрямь чего только не знаю. Знаю все лавки и все цены. Знаю и кое-что похуже. Я несу на себе тяжкое бремя нашей национальной совести или, иными словами, так как это одно и то же, нашу американскую нацию. Потому что из кого же состоит наша нация, как не из мужчин и женщин, забота о которых сваливается на мои плечи. И знаете, я беру на себя эту ношу вовсе не ради выгоды. Не ради денег – как это делают многие другие.

Стрезеру оставалось только слушать, удивляться и ждать случая, когда он сможет вставить слово.

– И все же, при всей вашей привязанности к многим подопечным, вряд ли вы занимаетесь ими только из любви. – И, помолчав, Стрезер добавил: – Чем же мы вас вознаграждаем?

Теперь она в свою очередь задумалась, но в конце концов воскликнула: «Ничем!» – и предложила ему двинуться дальше. Они продолжили путь, но не прошло и нескольких минут, как Стрезер, сосредоточенно размышляя о том, что она сказала, снова достал часы – машинально, бессознательно, словно завороженный ее необычным, скептическим складом ума. Он взглянул на циферблат, не видя его, и ничего не ответил на очередное замечание своей спутницы.

– Да вы просто дрожите перед ним! – бросила она.

Он улыбнулся жалкой улыбкой, от которой ему самому стало не по себе.

– Вот видите! Потому-то я вас и боюсь.

– Потому что я способна на прозрения? Так они вам только на пользу. Я ведь только что сказала, – добавила она, – вам кажется, вы делаете что-то не так.

Он прислонился к парапету.

– Что ж, помогите мне выкарабкаться из беды.

– Помочь? – Она буквально просияла от радости, услышав его призыв. – Помочь не дожидаться его? Не встречаться с ним?

– О нет, напротив, – сказал Стрезер уже совсем серьезно. – Мне необходимо его дождаться. И я очень хочу встретиться с ним. Помогите мне побороть в себе страх. Вы только что нащупали мое слабое место. Я всегда живу с ощущением страха в душе, но иногда он целиком овладевает мной. Вот как сейчас. Я все время думаю о чем-то еще – о чем-то еще, я имею в виду, кроме того, что меня непосредственно занимает. Вот и сейчас, например, мои мысли заняты не только вами.

Она слушала его с подкупающей серьезностью:

– Вам нужно избавиться от страха.

– Совершенно согласен. Вот и сделайте так, чтобы я избавился от него навсегда.

– Вы и впрямь, – она все еще колебалась, – и впрямь поручаете мне это дело? А вы сумеете пересилить себя?

– Если бы суметь! – вздохнул Стрезер.