— Куда же вы пойдете теперь?

— В Мюнхен, господин маршал, — ответил Освальд. Он не хотел называть меня иначе и этой сухостью подчеркивал свою отчужденность. Мне стало жалко их всех — взъерошенных, настороженных, гордых.

— Мы тоже начинали поход из Мюнхена, — сказал я, — тогда там собралось много наших. — И как во сне произнес про себя — не вслух — давно забытые имена: Вернер Пенцпауэр, Ульрих Кухлер, маленький Штайнер. Скажи я их громко, они бы, по-видимому, ни о чем не сказали мальчикам.

— А оттуда куда вы пошли? — спросил черноволосый круглолицый мальчик, который только что пробудил во мне чувство чего-то забытого.

— Мы пошли к Дунаю и собрались у Железных Ворот. А оттуда переправились в Болгарию и подошли к городу Видину. Наши называли этот город — Бодем.

— Неверные крепко дрались за Видин? — спросил Освальд с нетерпением мальчцшки, желающего услышать о сечах и подвигах.

— Владетельный князь Видина, Иван, сдал город без боя. Более того, он сам привел нас в свой город.

Все трое ухмыльнулись с загадочной ироничностью — не Бог весть, каким трудным был ваш поход.

— Нас такая прогулка не ждет, — проронил Освальд с печальным высокомерием.

— Едва ли сейчас кто-нибудь сдаст свой город по доброй воле, а тем более позовет крестоносцев в гости.

— Он был христианином этот Иван Видинский, — будто оправдываясь, пояснил я. И добавил, извиняющимся тоном: — Тогда еще встречались христиане не нашего толка, которые иногда доверяли крестоносцам.

— А сражения были, господин маршал? — спросил второй спутник Освальда, застенчивый белобрысый паренек лет шестнадцати. И я заметил, как у всех моих сотрапезников глаза загорелись так же, как при взгляде на скрещенные мечи над камином.

— Один город мы взяли штурмом, простояв у его стен дней пять. Но я в том бою не участвовал. Король Зигмунд послал наши отряды к другому городу — Шилау. У язычников он назывался Никополь. Мы обложили его и со стороны реки, и с суши и осаждали полмесяца, когда узнали, что на выручку язычникам идет сам османский султан Баязид.

— Долго собирался султан, — криво ухмыльнувшись, заметил Освальд.

— Его звали Баязид Молниеносный, — как бы не услышав сказанного Освальдом, ответил я. — И он шел к нам с двухсоттысячным войском. А такое большое войско за неделю не соберешь.

Освальд быстро посмотрел на каждого из своих спутников. Их лица выражали согласие со мной — они понимали, что двести тысяч войск собираются не сразу.

— А сколько было у нас, господин маршал? — спросил Освальд.

— Около семидесяти тысяч, — ответил я.

— Ясно, — сказал Освальд, — трое на одного. А с тремя сарацинами управится не всякий крестоносец.

— У вас все будет хорошо, — сказал я.

Вдруг Освальд встал.

— Господин маршал, — громко и, как мне показалось с вызовом, сказал он, — может быть, у нас тоже не все будет хорошо. Однако не в этом дело. Вы сами вчера сказали, господин маршал, что крестоносец должен идти в поход, что бы его там ни ожидало. И эти ваши слова сильно пришлись мне по душе.

Двое других молча смотрели на нас. А я подумал: «Что мне сказать им? Ведь они все равно сделают то, что задумали. Крестоносцами не становятся. Крестоносцем надо родиться». А им я сказал:

— Теперь другое время, господа. Может, вы и добьетесь своего.