Солнцевский простонал, перекрестился, залпом осушил лекарство и замер, дабы не спугнуть те процессы, которые уже были запущены в его исстрадавшемся организме.

    -  Говорю, что утром в одиночку пьют только такие вот лишенцы, как ты! - Голос домового уже звучал как обвинительная речь самого злобного прокурора.

    Осознав, что обратного пути к утренним ужасам уже не будет, Илюха позволил себе выйти из «нирваны». Пошарив еще по комнате, он отыскал второй стакан и наполнил его до краев. Потом немного подумал и наполнил свой до половины.

    -  Выпить хочешь, так и скажи, - уже потеплевшим голосом заметил Илюха. - И нечего тут волну гнать.

    -  Дык я и говорю, а ты, бестолочь такая, ничего не понимаешь, - крякнул Феофан и ловко подхватил свою посуду. - Я так понимаю, что за здоровье?

    -  Угу, - вяло согласился бывший браток и чокнулся с домовым.

    Спустя минут десять к столу спустился совсем другой человек. Бодрый, веселый и очень голодный. Чудесный запах, который исходил от вареников, делал последний момент особенно актуальным.

    -  Любава, ну того, не дуйся, что ли, - попытался исправить ситуацию Илюха. Как ни странно, в личном общении с Соловейкой он становился очень косноязычным. - Сама должна понимать.

    -  Ничего я никому не должна! - отрезала маленькая вредина.

    Солнцевский собрался добавить еще что-то, но в его руку ободряюще ткнулся Мотя, а если быть точнее, то крайняя правая его половина. Илюха тут же отбросил все проблемы и выдал своему любимцу положенную утреннюю порцию ласки. Три пирожка, отправленные в каждую из пастей милого чудовища, тоже стали традицией, и даже Любава, ведущая беспощадную борьбу с подкормкой Змея за столом (и под ним), уже смирилась с этим обрядом.

    После соблюдения традиции Илюха решительно наполнил свою тарелку варениками и налил себе парного молока. Та скорость, с которой поглощалась еда, и то блаженное выражение, которое постепенно вырисовывалось на лице Илюхи, заставило каменное сердце Соловейки дрогнуть.

    -  Изе-то оставь, - наконец молвила она, глядя, с какой неизбежностью тает гора вареников.

    -  Да ну его, - хмыкнул Илюха. - Кто не успел, тот опоздал. К тому же он написал заявление об уходе.

    -  Чего? - не поняла Соловейка.

    -  Ну он вчера обиделся на весь мир вообще, и на меня в частности, а в знак протеста решил выйти из наших стройных, но немногочисленных рядов.

    Любава с ужасом уставилась на Солнцевского, еще не понимая, верить ему или нет.

    -  Да ты не волнуйся, куда он денется с подводной лодки? - успокоил боевую подругу старший богатырь. - По моим расчетам наш герой-любовник уже должен угомониться и скоро появится здесь с повинной головой и с заявлением о приеме на работу.

    * * *

    Вот говорила когда-то маленькому Илюше его бабушка:

    -  Вспомнишь черта, он и появится. Ох как права была старушка.

    Двери резко отворились, и в горницу ввалился безработный Изя во всей своей красе. Даже через морок просвечивал лиловый фингал под глазом, а одежда была в таком плачевном состоянии, будто бы он только что с боем вырвался из клетки с медведем нетрадиционной медвежьей ориентации.

    -  Любава, заткни уши! Илюха, они хотят меня кастрировать!

    Чуть не подавившись очередным вареником, Солнцевский сумел взять себя в руки, напустил побольше флегмы и, подцепив вилкой очередной Любавин кулинарный шедевр, спокойно заметил:

    -  Вот видишь, до чего ты можешь людей довести.