– Браво‑браво, ну что вы, право, – огрызнулся Вомбат в ответ на восторги Команды. Дети, е‑мое. – Отставить эту похабень! Сейчас, остынет – спустимся…

Так и случилось. Первым слез сам Вомбат (мало ли чего), потоптался по жирному пеплу; за ним двинулись остальные.

И все бы, наверное, закончилось хорошо – держали, страховали, пружинисто спрыгивали на землю один за одним, палатку свернутую положили на нижний рваный край Трубы, – если бы не повело Леню так сильно вбок у самого выхода. И скорость‑то не такая уж большая была. Командир успел заметить, как Пурген инстинктивно выставил руки вперед, пытаясь схватиться за край (зачем, Господи, зачем?!). Зацепился, неуклюже переломился в спине и рухнул на Стармеха.

Когда Леню поднимали, Вомбат почувствовал, какой горячий капрон у него на спине.

– Да осторожно, вы! Не ворочай, клади на землю! Аптечку давай! – орал Цукоша, крепко держа Пургена за руки и стараясь остановить кровь.

Изящные бледные ладони физика‑теоретика превратились в искореженные лапы. Несколько минут Пурген лежал без сознания, потом пришел в себя и начал биться.

– Держи! – гаркнул Азмун что есть мочи, обращаясь ко всем сразу. Нашел глазами Командира, молча показал: перехвати запястья, открыл аптечку.

Дальнейшее происходило молча, но очень сумбурно. Леня отбивался, как дикий зверь. “Шок”, – подумалось Вомбату. Саня с Димой пытались сесть пострадавшему на ноги, Цукоша плясал над ним со шприцем, поскальзываясь на мокрой траве. Кровищи вылилось просто море. Поэтому, когда наконец Пургена заломали, вкололи успокоительное, противостолбнячное и перевязали руки, видок у всех был – закачаешься.

– Как думаешь, позвоночник цел? – тяжело сопя, спросил Стармех, сидя на корточках.

– У кого? – поднял брови Азмун. – У этого шайтана? Извини, Дима, за всю свою богатую практику ни разу не видел, чтобы человек с переломом позвоночника так сильно и метко лягался. Ты лучше скажи: у тебя кость цела?

– Ну, жлобы… – Саня был возмущен до предела. – Тут такое несчастье, а вам – шутки…

– А ты поплачь, – сквозь зубы проскрипел Дима. Не любит он Двоечника, что тут поделаешь.

Вомбат уже повернулся, чтобы вмешаться, но споткнулся взглядом о лицо Сани. Это не дождь. Парень, оказывается, ревет в три ручья. Вот те на! Привал нужен, срочно нужен привал. И желательно под крышей. Хорошо, что Гаражи уже совсем рядом.

– Встали. – Нет, ничего не добавил, хотя чесался язык приложить кого‑нибудь, хоть бы Червя или Трубу эту проклятущую.

Осень, черт, темнеет быстро. Пока нашли пристойный Гараж, вообще ни хрена не стало видно. Сунулись в один, в другой: кто‑то до нас постарался – так уделали, не войти. Даже трупак в углу валяется. Собаки пробежали. Дикие. Но пуганые. Обычные собаки, без выкрутасов. Стармеха пришлось немного приструнить, а то бы всех перестрелял. Пурген еле ноги волочит; как только остановились, свалился на пол и затих. Правда, потом к костру подобрался, Саня его чаем поил.

Черт, ну и походик! Давно такого не было. Лягушки, саунд, группсы, дождь кислотный, а в довершение всего Ржавый Червь! Тьфу, пропасть… Если бы не Назгул да Француз‑покойник, царствие ему небесное, нипочем бы не узнал, как с этой тварью справляться.

Вомбат сидел у выхода из гаража, курил вечернюю сигарету и глядел в сторону Города. Темно. Раньше ведь как бывало: ночью в чистом поле станешь, по сторонам посмотришь, сразу ясно, где Ленинград: засветка на полнеба. Как там сейчас, интересно? Надо завтра у Зеленого спросить.