Зима. Мороз. Меня закутали в сто одежек, на ноги нацепили валенки. Отец решил реализовать культурную программу моего развития — отвести меня в планетарий. Взял за руку и мы отправились в путь. По дороге он что-то рассказывал о Вселенной, о галактиках, звездах, квазарах, черных дырах, бесконечности. Слушала я вполуха, поскольку голова была замотана в платок, а сверху еще надета шапка-ушанка. Слышно было плохо. На одном из переходов мы застряли. И тут холод, несмотря на все родительские ухищрения, добрался-таки до моих ног. Я вытащила одну из них из валенка и, надеясь отогреть, прижала ступней к другой ноге.

И в этот момент отец неожиданно рванул меня за собой. Я попыталась вякнуть по поводу оставшегося на тротуаре валенка, но в ответ услышала длинную нотацию о том, что, переходя дорогу, нельзя отвлекаться и болтать. Я послушно примолкла и старательно шлепала одной обутой ногой и одной разутой. Методично поучая меня, отец протащил меня за собой два квартала, после чего все же спросил, что же я хотела у него узнать. Пришлось сказать, что валенок остался далеко позади. Как ни странно, не было вспышек гнева. Отец развеселился. Впоследствии он часто радостно пересказывал эту историю знакомым. Мне это нравилось, ведь хорошее настроение у отца бывало нечасто.

А планетарий я не помню. Помню лишь, что той ночью я стала думать о бесконечности, пытаясь найти ей границы и, не найдя, пришла в ужас. Мало мне было отца. С того дня я стала еще бояться ночи — потому что вместе с темнотой начал являться страх смерти.

Дача. У каждого из нас есть теперь своя комната, поскольку всякое лето семья дружно горбатится на строительстве дома.

Однажды Петька притаскивает из леса какой-то металлический ящик. Он обматывает его рогожей и прячет у меня под кроватью.

— Пусть это пока полежит у тебя. Только не говори никому, — просит он.

Через месяц отец извлекает ящик на белый свет. Мне приходится сознаться, что это Петькино. Как выясняется, это немецкая рация, которую брат нашел в сохранившемся с войны дзоте. Отец безумно боится КГБ. Петьке достается на орехи. Я на долгие годы становлюсь для брата предателем. Когда мы встретимся взрослыми — это будет стоять между нами.

Эх, а можно подумать, отец так бы не догадался…

Не каждый ухитряется в шесть лет совершить непоправимый поступок. Однако, мне это удалось. Когда мама однажды спросила, хочу ли я, чтобы отец остался в нашей семье, я, честно глядя ей в глаза, нечестно сказала, что хочу. Не могу толком объяснить, что тогда мною руководило. Возможно, лишь голый прагматический расчет. Отец высасывал из семьи все деньги на строительство дома, поэтому мы жили крайне скудно, однако, из своих поездок он всегда привозил что-то вкусное. Купилась я тогда на салаку горячего копчения. Обидно ведь, блин! Нельзя сказать, что я совсем не подумала о будущем. Я знала, что отец выйдет на пенсию, когда мне исполнится четырнадцать. Мне казалось, что я буду уже к тому времени достаточно взрослой и смогу выдержать его постоянное присутствие. До этого же, я надеялась, на его постоянные 2-3-дневные отлучки по работе.