— Не надо ли чего, Сергей Иванович?

На губах лукавая усмешка.

— А-а, — отмахнулся Певунов. — Скажи лучше, как у тебя. Ладите с мужиком или все так же?

— Хуже, Сергей Иванович. Гораздо хуже. Озверел ведь он совсем. Не иначе психопат. К каждому столбу ревнует. Рукам стал волю давать.

Зинаида Петровна скорчила гримасу оскорбленной невинности, отчего лицо ее вытянулось и стало похожим на птичий клюв.

— А ты повода не давай.

— Как же, нужен ему повод. Ему главное любящей женщине огорчение причинить.

Певунов не выдержал, хмыкнул:

— Это ты, что ли, любящая?

— А хотя бы и я! — задорно ответила метрдотельша. — А то нет?

Певунов не принял вызова, заключавшегося не столько в словах, сколько в красноречиво напоминающем взгляде, отвернулся со скукой.

Капитан — вот это да! — причалил за столик с двумя девушками, пухленькими блондинками. В глазах его горел серый охотничий азарт. «Шустер», — одобрил Певунов.

— Прошу любить и жаловать! — громко объявил капитан, усаживая слегка упирающихся девиц. — Вот, Сергей Иванович, гражданки доставлены мной для прохождения курса молодого бойца.

Одну Певунов знал: Рая, официантка из этого же заведения, румянощекая хохотушка, курортная бабочка; вторую видел впервые — синеглазая, с вызывающе вырисованными яркой помадой губами, красивая, статная. Из–под свитера груди выпирали так — того гляди вырвутся на волю.

— Ты откуда, как зовут? — строго поинтересовался Певунов.

Девица насмешливо фыркнула.

— А ты кто?

Такого Сергей Иванович не ожидал. Он не привык выслушивать дерзости от сопливых девчонок. Замешкался в поисках наиболее ядовитого ответа. Девушка смотрела на него с бесшабашным вызовом. Но что–то было в ее взгляде такое, что его встревожило. Глаза ее, окаймленные длинными подчерненными ресницами, походили на два синих прозрачных светлячка. Из каждого выглядывал маленький кусачий зверек. «Ненормальная, что ли? — подумал Певунов. — А то и наркоманка. Всяко бывает».

— Со мной лучше разговаривать на «вы», — пояснил он. — Я ведь тебе, девушка, в отцы гожусь.

— Ах, извините! — Она изобразила испуг. — В какое избранное общество мы попали, Раечка, прямо жуть. Офицерик, вы, кажется, уснули?

Капитан косил осоловелым взглядом в заоконную даль. Его застывшая улыбка напоминала оскал. Рая, виновато взглянув на Певунова, налила в бокал пепси–колы, подала капитану:

— Выпейте, Ваня, вам станет легче.

«Уже Ваня», — отметил Певунов. Капитан осушил бокал двумя глотками, и произошло чудо. Он вернулся из вязкого потустороннего мрака и без всякой подготовки пошел в атаку.

— Приезжайте к нам на север, девушки. Не пожалеете. Вот где — красота, цены ей нет. Северное сияние, о-о! Вам скажут — дышать нечем, кислороду мало. Не верьте! Через месяц привыкнете. Зато — тайга, рыба, ягоды. А квартиры! Не ваши халупки. О-о! Вас зовут Раей? Очень рад. Очень! А я для друзей просто Ванюшка… Вы почему никто не пьете? Сергей Иваныч? Такой вечер! Рая, вы похожи на снегурочку. У вас тут бывает зима? А у нас полярная ночь. Кто не привык — тяжело. С непривычки тяжело. Надо привыкнуть. Сейчас я закажу шампанское. Официант! — Он победоносным взором окинул ресторан, невзначай обронив руку на Раино плечо.

Певунов затосковал, расклеился. Его бесило, что он сидит здесь, в прокуренном ресторане, с двумя развязными девицами, одна из которых позволяет себе над ним подшучивать, а вторая — униженно ждет какого–нибудь знака.