– Остались еще в столице умельцы? Или всех горных мастеров подрастеряли?
– Зачэм растэрялы? Харошые мастэра при любой власты бэз работы нэ останутся, да?
Халид всмотрелся в пластину:
– Размэр точный? Или нужна ещо? Плус-мынус, туда-суда?
– В принципе, запасной «плюс-минус» не помешает.
– А?..
– Верхний – влево и чуть назад, – считал вопрос Барон. – Нижний – два оборота направо.
– Панятна. Кагда нужна?
– Завтра к утру сможешь?
– Сделаем, дарагой. Прихады утром, будэт гатова, да.
– Премного. Ты не в курсе, Шаланда со своей кодлой по-прежнему в Сокольниках на якоре стоит?
– А куда он аттуда дэнется? Нэ тот Шаланда стал. Бэгут от него луды.
– Что так?
– Фарт где-та растэрял. Навэрная, сглазыл кто?
– Фарт – дело наживное. А в сглаз лично я никогда не верил, – возразил Барон, окидывая задумчивым взглядом положение на доске. – Однако, товарищ Ботвинник, по ходу того – партия.
Он вытащил бумажник и достал две синие пятирублевые бумажки.
– Атыгрыватьса будэшь? – предложил Халид, забирая выигрыш.
– Другим разом. А сейчас все, шабаш. Пора мне. Рад был сыскать тебя в добром здравии.
– Э-эээ! Пагады, дарагой! Так дэла нэ дэлаются. А пасидеть? Выпить-закусыть? Туда-суда?
– Извини, дорогой, но сегодня у меня еще дела. Вот завтра утром зайду, тогда и устроим «туда-сюда».
– Абыщаишь?
– Слово даю.
– Харашо. Тагда ступай, да завтра.
Попрощавшись, Барон ушел, а старик-сапожник тяжело поднялся с ящика, осмотрелся по сторонам и махнул рукой пареньку, что вертелся неподалеку, возле яблочных рядов:
– Санька! Хади суда!
– Чего, дядь Халид? – услужливо подскочил паренек.
Старик достал из будки старую газету и завернул в нее переданную Бароном пластину:
– Вазьмы эта и атнесы до Кастыля. Скажэшь, Халид прасыл сдэлать завтра к утру. С запасом.
– Хорошо, дядь Халид.
– Дэржи, – старик сунул пареньку одну из выигранных бумажек.
– Ух ты! Спасибо, дядь Халид.
– Узнаю, что апять на папыросы патратышь – сэрдытся буду. Понял, да?..
– ВАСЬКА! – ухнуло где-то за спиной восторженное.
Барон вздрогнул. На долю секунды ему вдруг показалось, что…
Да нет, ерунда, не может быть.
– Язви меня в душу! Васька!
Ощущая смутное беспокойство, Барон обернулся и далеко не сразу вычислил адресованную персонально ему радостную улыбку, что принадлежала примостившемуся возле табачного киоска безногому калеке на тачке.
Минутою ранее в околорыночной сутолоке Барон его просто-напросто не заметил.
– Митяй?!
– Васька!
Барон бросился к инвалиду, равняясь с ним ростом, бухнулся на колени и сжал захлебывающегося от восторга Митяя в объятиях.
– Васька!.. Ешкин кот!.. Живой! – одновременно и смеясь, и плача причитал тот. – А форсу-то, форсу! Пр-аа-льна! Знай наших, сталинцев! Где ты? Что ты? Откуда?
– Я из Ленинграда. Сегодня первый день как в столице. В командировку.
– Надолго?
– Пару-тройку дней, думаю, побуду.
– Дело, голуба! А сюда, на Дорогомиловку-то, тебя как занесло?
– Да, почитай, просто мимо проходил.
– Просто! Ничего не просто!. |