Внизу, в Каменном городе, начали загораться огни.
— Вино? — спросил Элиму. — Принести меню?
— У вас еще есть то самое, «пино-нуар»… «шамони»?
— Разумеется. Есть девяносто восьмого года, есть двухтысячного.
Сэм вопросительно глянул на жену.
— Вино девяносто восьмого… ммм… незабываемо, — промурлыкала Реми.
— Желание дамы — закон, Элиму.
— Хорошо, сэр.
Метрдотель мгновенно удалился.
— Как чудесно… — вздохнула Реми, устремив взгляд на океан.
— Не могу не согласиться.
Обернувшись к мужу, она с улыбкой сжала его руку:
— Ты немножко обгорел.
Обгорел Сэм Фарго весьма странным образом — порозовели только переносица и кончики ушей. Впрочем, завтра обожженные места наверняка приобретут бронзовый оттенок.
— Потом будет чесаться.
— Да уже чешется.
— Ну и?.. — спросила жена, доставая ромбовидную монетку. — Есть какие-нибудь предположения?
Монетку удалось частично отчистить: сперва она «промариновалась» в десятипроцентном растворе азотной кислоты, затем полежала в изготовленном по секретной формуле Сэма растворе белого уксуса, соли и дистиллированной воды; довершила процедуру мягкая щетинка зубной щетки. Между оставшихся пятен налета виднелся женский профиль и два слова: «Мари» и «Реюньон». Новые сведения о монетке Фарго перед уходом передали по телефону Сельме.
— Ни одного, — ответил Сэм. — Форма только странная.
— Может, негосударственной чеканки?
— Возможно. А качество отличное. Ровные края, хорошая обработка, приличный вес…
Рядом со столиком снова появился Элиму. Метрдотель декантировал вино, налил Сэму и Реми немного попробовать, а затем, после их одобрительного кивка, наполнил бокалы как положено.
В пряном южноафриканском красном вине «пино-нуар» чувствовались нотки гвоздики, корицы, муската и… что еще — Сэм не мог определить.
Реми сделала второй глоток.
— Цикорий, — подсказала она.
Зазвонил мобильник. Глянув на экран, Фарго беззвучно проартикулировал: «Сельма» — и принял вызов.
— А, Сельма, добрый вечер.
Жена подалась вперед, чтобы лучше слышать разговор.
— У меня, между прочим, утро. Только что подошли Пит и Венди, штудируют танзанийское законодательство.
— Отлично!
— А вы сейчас… попробую угадать… созерцаете закат из окон «Экунду кифару»!
— Ага, мы такие. Рабы привычки, — улыбнулась Реми.
— Есть новости? — спросил Сэм.
— Ну да, монета… — Вондраш откашлялась. — Поздравляю, вы загадали себе очередную загадку.
— Минуточку, — прервал ее Фарго, заметив приближающегося официанта.
Приняв заказ — самакаи ва кусонга, вали (рыбные крокеты, рис, хлеб чапати) и н’дизи но кастад (банановый крем по-занзибарски) на десерт, — танзаниец ушел. Сэм возобновил разговор с Сельмой:
— Продолжай! Я весь внимание.
— Монета отчеканена примерно в начале девяностых годов семнадцатого века. Всего было изготовлено пятьдесят штук, но их никогда не пускали в обращение. Собственно, эти деньги — символ любви, по-другому не скажешь. Имя «Мари» — часть названия французской общины Сент-Мари, обосновавшейся на северном побережье острова Реюньон.
— Никогда о таком не слыхала, — заметила Реми. |