Атаковать, отступить, снова атаковать.

Усмирив гнев, Коракс проследовал за Алони по аппарели, его подошвы зазвенели о металл. Когда аппарель начала подниматься, он бросил последний взгляд на Пожирателей Миров. Берсерки разочарованно выли, словно упустившие добычу гончие.

— Мы выжили, лорд! — Алони, казалось, все еще не мог поверить в случившееся. — Девяносто восемь дней!

Кораксу совершенно не хотелось радоваться. Он взглянул на Алони и остальных легионеров, сидевших на длинных скамьях транспортного отсека.

— Я прибыл на Исстваан с восьмьюдесятью тысячами воинов, — напомнил примарх. — А покидаю менее чем с тремя.

От его слов радостное настроение остальных тут же улетучилось, и в десантном отсеке воцарилось гробовое молчание, нарушаемое лишь ревом двигателей. Коракс стоял у иллюминатора, под его ногами безостановочно дрожала палуба. Примарх смотрел на исчезающие вдали Ургалльские холмы, но видел перед собой тысячи павших воинов, которых они оставили непогребенными.

— Что нам делать дальше? — спросил Агапито.

— Как обычно. — Голос Коракса обрел силу, его слова добавляли уверенности и воинам, и ему самому. — Мы отступим, восстановим силы и продолжим сражаться. Гвардия Ворона не в последний раз встретилась с предателями. Это поражение, но не конец. Мы еще вернемся.

Пелена облаков скрыла Исстваан-V от взора примарха, и он больше не думал о погибших.

Кораксу было невыносимо смотреть на мрачные лица своих воинов, поэтому он покинул их, чтобы хоть на краткий миг обрести спокойствие в проходе, ведущем к кабине пилотов. Оставшись наедине с собой, он обдумал случившееся.

За последние сто дней он дважды ощутил дыхание смерти на своем лице, и оба раза ему удалось выжить. Коракса не страшила гибель в бою — подобная угроза была обыденностью для любого Астартес, даже примарха. Смерть была их постоянным спутником.

Коракс сполз по стене и уперся ногами в противоположную сторону прохода. Затем снял шлем и бессмысленно уставился на помятую решетку лицевого щитка, прежде чем уставшие пальцы выронили его. Он заметил на своих доспехах множество царапин и трещин, тонкие гравировки покрылись вмятинами от болтерных снарядов, вычурные рисунки сожжены лазерными выстрелами и взрывами. Под слоями пластали и керамита ныли раны. Коракс чувствовал запах собственной крови, запекшейся под доспехом.

Благодаря острому слуху примарх улавливал слабый треск приемника в брошенном шлеме, его подсознание впитывало поток информации, пока разум витал где-то далеко. Опасность еще не миновала. Он знал, что следовало связаться с Бранном и выяснить обстановку, но пока не мог заставить себя сделать это. Судя по вокс-сообщениям, где-то неподалеку находилась боевая баржа Пожирателей Миров. Послушав еще пару секунд о позиции и курсе предателей, Коракс понял, что ранее корабль Пожирателей Миров шел на сближение, но теперь медленно удаляется от флотилии Гвардии Ворона. Примарх счел угрозу минимальной и погрузился в воспоминания о недавних событиях.

Опасность следовала за ним по пятам, сколько он себя помнил, а война была его призванием. Коракс никогда не боялся смерти и даже против сильнейших врагов Императора сражался с твердой верой в победу. Девяносто восемь дней разрушили эту уверенность. Девяносто восемь дней он находился лишь на шаг впереди своих преследователей. Сто дней на него шла охота, и загонщиками были его братья-примархи.