Айан рассказывал Сузанне о бале. Сначала он упомянул о нем как бы между прочим, сразу возбудив ее подозрения. Она уже знала, что так он говорил о вещах очень для него важных. Хитростью она выудила из него некоторую информацию, из которой составила истинную картину. В следующую среду его мать, герцогиня Уоррендернская, устраивает прощальный бал сезона в своем доме на Беркли-сквер, куда она только что переехала. И Айан собирался туда пойти. Но Сузанна и в мыслях не допускала позволить ему пойти туда одному.

В предыдущий вторник прибыли ее туалеты, но ни одно из платьев не шло ей так, как золотистое. Сузанна решила надеть его. Конечно, ее мучили угрызения совести по поводу того, что ее представят матери Айана в качестве его жены, что было откровенной ложью. Но, вспомнив об альтернативе, Сузанна не стала обсуждать эту тему. Вдобавок, разве кто-нибудь собирается представлять ее официально, тем более женщине, которая пыталась убить своего ребенка?

Айан выполнял при Сузанне обязанности горничной. Он хотел нанять служанку, но Сузанна решительно запротестовала. Она обслуживала себя всю жизнь сама и не собиралась ничего менять. И она вполне справилась. Все крючки были застегнуты, волосы уложены в новую, высокую прическу. Туалет завершал утром подаренный веер из слоновой кости с очаровательным пейзажем по белому шелку. Он свисал на ленте с узенького запястья.

Разумеется, Айан был неотразим. Смотреть на него можно было бесконечно. Он тоже заказал себе новый гардероб, и его бальный костюм выглядел просто потрясающе. Темно-синий камзол с длинными фалдами, белый шелковый жилет с экзотическим вышитым рисунком из птиц и цветов. Черные бриджи настолько его обтягивали, что, как он шутил, ему было сесть страшно. Белые шелковые чулки украшены золотом, туфли на красных каблуках. Айан рассказал ей, что, когда его отправили в Ньюгейт, на нем были такие же чулки и туфли, которые продержались там всего один день. И туфли, и чулки с него сняли, пока он спал, заменив башмаками умершего заключенного. Сузанна была возмущена до предела, она хорошо помнила его ужасную обувь и умоляла Айана рассказать побольше об этой знаменитой тюрьме. Но в это время он как раз завязывал шейный платок (а она выяснила, что это очень важное занятие для джентльмена) и не мог разговаривать из боязни помять шелковые складки.

Улица, ведущая к Беркли-сквер, была забита каретами. Собирался, по-видимому, весь высший свет. Была уже почти полночь, когда специально нанятый для этой цели кучер отогнал их карету, и они начали подниматься вместе с толпой приглашенных по ступеням. Сузанна, уже привыкшая к странному распорядку дня в Лондоне, вовсе не удивилась, когда часы пробили двенадцать.

Но сам бал ее волновал. Никогда не приходилось ей бывать на таких грандиозных празднествах, а вечеринка у Хаскинсов не могла служить примером. Поэтому Сузанна даже не представляла, как себя вести.

– Держись ко мне поближе, – посоветовал Айан, когда она шепотом поделилась с ним своим беспокойством.

Сузанна и так держала его под руку и вряд ли могла поступить по-другому, но за совет поблагодарила.

Айана со всех сторон приветствовали громкими восклицаниями, а он снова и снова терпеливо объяснял, что был в колониях (он не вдавался в подробности относительно обстоятельств этого визита), и сообщал, что привез молодую жену. Когда они добрались до дверей, Сузанна увидела величественного дворецкого, смотревшегося куда более маркизом, чем сам Айан. Лакей гнусаво возвещал о вновь прибывших, и Сузанне почудилось, что теперь ее узнает половина Лондона.

Наконец подошла их очередь быть объявленными. Дворецкий взглянул на Айана, и глаза его вылезли из орбит.

– Мистер Айан! – воскликнул он. – Я хотел сказать, милорд! Нам дали понять, что вы… – Лакей запнулся и деликатно кашлянул, прикрыв рот рукой в белой перчатке.

Айан понимающе усмехнулся.