Три слова. И в них заключалось все. Три слова. И целая жизнь секретов.
Ее брови нахмурились, и Джек не мог сказать — поверила ли ему Мэри? Или просто подумала, что ослышалась?
Люди видели то, что ожидали увидеть. Он действовал как образованный мужчина, и таким она его и видела.
— Я не умею читать, тетя Мэри. Я так и не смог научиться. Артур был единственным, кто знал это.
Она покачала головой.
— Я не понимаю. Ты же был в школе. Ты получил диплом…
— Еле–еле, — прервал ее Джек, — и только с помощью Артура. Почему, как ты думаешь, мне пришлось покинуть университет?
— Джек… — Она выглядела растерянной. — Нам сказали, что ты плохо себя вел. Ты слишком много пил, и была какая–то женщина… и… и… эта ужасная шутка со свиньей, и… Почему ты качаешь головой?
— Я не хотел смущать вас.
— Ты думаешь, что это меня не смущало?
— Я не мог выполнять задания без помощи Артура, — объяснил он. — А он был двумя годами младше меня.
— Но нам сказали…
— Я предпочел, чтобы меня выгнали за плохое поведение, чем за глупость, — мягко сказал он.
— Ты делал все это нарочно?
Он склонил голову.
— О, Боже. — Мэри опустилась на стул. — Почему же ты ничего не сказал? Мы могли бы нанять домашнего учителя.
— Это не помогло бы. — И когда Мэри взглянула на него в замешательстве, Джек сказал, почти беспомощно: — Буквы танцуют. Они прыгают перед глазами. Я никак не могу найти отличие между d и b, если они не являются заглавными (B и D), и даже тогда я…
— Ты не глуп, — резко прервала его тетя.
Джек уставился на нее.
— Ты не глуп. Если проблема и существует, то с твоими глазами, а не с твоим умом. Я знаю тебя. — Она встала, ее движения были нетвердыми, но решительными, а затем она коснулась его щеки своей рукой. — Я присутствовала при твоем рождении. Я была первой, кто взял тебя на руки. Я была свидетелем всех твоих царапин и падений. Я видела свет в твоих глазах, Джек. Я видела, как ты думаешь.
— Насколько же умным ты должен был быть, — мягко сказала Мэри, — чтобы одурачить нас всех.
— Артур помогал мне на всем протяжении школы, — сказал Джек так спокойно, как только мог. — Я никогда не просил его. Он говорил, что ему нравится… — Он сглотнул, потому что память взорвалась в его горле подобно пушечному ядру. — Он говорил, что ему нравится читать вслух.
— Я думаю, что ему действительно это нравилось. — По щеке Мэри катилась слеза. — Он боготворил тебя, Джек.
Джек боролся с рыданиями, которые душили его.
— Я был обязан защитить его.
— Солдаты погибают, Джек. Артур был не единственным, кто погиб. Просто он был… — Она закрыла глаза и отвернулась, но не настолько быстро, чтобы Джек не заметил вспышку боли на ее лице.
— Просто он был единственным, кто имел для меня значение, — прошептала женщина. Она посмотрела прямо ему в глаза. — Пожалуйста, Джек, я не хочу потерять и второго сына.
Мэри протянула к нему руки, и прежде, чем Джек осознал это, он оказался в ее объятиях. И разрыдался.
Он не плакал по Артуру. Ни разу. Он был настолько полон злости: на французов, на себя, что в нем не осталось места для горя.
Но теперь, здесь, оно вырвалось наружу. Вся печаль, все те случаи, когда он видел что–то забавное, а Артура не было рядом, чтобы разделить это с ним. Все события, которые он отпраздновал один. Все события, которые Артур никогда не отпразднует.
Джек плакал обо всем этом. И плакал о себе, о своих потерянных годах. Он бежал. |