— Я не знал, что могу претендовать на титул, когда ты спросил о моей законнорожденности, — выдохнул Джек. Его горло саднило. Он уставился на Томаса, пытаясь понять его мысли.

Как он мог быть таким чертовски честным и благородным? Кто–нибудь другой уже давно бы разорвал в клочья эту страницу. Но не Томас Кэвендиш. Он всегда будет поступать правильно. Не так как лучше, а как правильно.

Проклятый глупец.

Томас продолжал стоять, уставившись на книгу. А Джек… Джек был готов карабкаться на стены. Он дрожал всем телом, его сердце бешено колотилось, и он…

Что это за шум?

— Ты слышишь? — настойчиво прошептал Джек.

Лошади.

— Они уже здесь, — произнес Томас.

Джек затаил дыхание. Через окно он смог увидеть приближавшуюся карету.

У него не осталось времени.

Он взглянул на Томаса.

Тот смотрел на книгу.

— Я не могу этого сделать, — прошептал Томас.

Джек больше не раздумывал. Он действовал. Он метнулся к метрической книге и вырвал страницу.

Томас схватил его, пытаясь отобрать у Джека страницу, но тот ускользнул от Томаса и бросился к камину.

— Джек, нет! — закричал Томас, но Джек оказался проворней. И хотя Томасу удалось поймать Джека за руку, тому все–таки удалось бросить бумагу в огонь.

Борьба истощила силы обоих, и на мгновение они замерли, наблюдая, как скручивается и чернеет бумага.

— Во имя всего святого! — прошептал Томас. — Что ты наделал?!

Джек все никак не мог отвести свой взгляд от огня.

— Я спас нас всех.

***

Грейс никак не ожидала, что ее тоже включат в число участников поездки в церковь в Мекьюресбридже. Независимо от того, насколько сильно вовлеченной в дело о наследовании герцогства Уиндхем, она оказалась, тем не менее, она не была членом семьи. Более того, теперь она даже не принадлежала к числу домочадцев Уиндхемов.

Но когда вдовствующая герцогиня обнаружила, что Джек и Томас уехали в церковь без нее, она (и Грейс не считала это преувеличением) словно обезумела. Ей потребовалась минута для того, чтобы придти в себя, но в течение этих шестидесяти секунд зрелище было ужасающим. Даже Грейс никогда раньше не была свидетельницей чего–либо подобного.

И поэтому, когда настало время отправляться в путь, Амелия отказалась ехать без Грейс.

— Не оставляй меня наедине с этой женщиной, — прошипела она Грейс на ухо.

— Ты не будешь одна, — попыталась объяснить Грейс. Отец Амелии тоже едет, да и тетя Джека потребовала для себя место в карете.

— Пожалуйста, Грейс, — умоляла Амелия. Она не знала тетю Джека и не испытывала желания сидеть рядом со своим отцом. Не этим утром.

И хотя вдовствующая герцогиня справилась с приступом гнева, который не был неожиданным, но ее истерика сделала Амелию еще более настойчивой. Она схватила Грейс за руку и сильно стиснула ее пальцы.

— О, делайте, что хотите, — рявкнула вдова. — Но если через три минуты вас не будет в карете, то я уеду без вас.

Вот так и получилось, что Амелия, Грейс и Мэри Одли сидели, тесно прижавшись друг к другу, с одной стороны кареты, а вдовствующая герцогиня и лорд Кроуленд — с другой.

Дорога до Мекьюресбриджа показалась бесконечно длинной. Амелия смотрела в окно со своей стороны, вдова тоже уставилась в окно. Лорд Кроуленд и Мэри Одли делали то же самое. Грейс же, зажатой остальными в середине кареты, оставалось лишь уставиться на пятно на стенке кареты между головами лорда Кроуленда и вдовы.

Приблизительно через каждые десять минут вдовствующая герцогиня поворачивалась к Мэри и требовала ответить: насколько они приблизились к пункту своего назначения. Каждый раз Мэри отвечала с поразительным почтением и терпением и все, наконец, вздохнули с облегчением, когда она произнесла:

— Мы приехали.