Не желая разбираться в том, почему у нее так неожиданно участился пульс и почему удары сердца так громко отдаются в ушах, она с опаской вгляделась в его глаза и сделала на всякий случай шаг назад.

– Я не завожу любовных романов, – сказала она твердо.

Его блестящие черные глаза вновь насмешливо прищурились, едва он заметил, как она отступила.

– Хорошо, – и, улыбаясь своей дерзкой улыбой, он обнажил крепкие зубы, сверкнувшие ослепительной белизной на фоне темного загара. – Мне нравится, когда мои женщины немного наивны.

Карла окаменела, почувствовав, как ее захлестывает волна невыразимой ярости. Черт ее возьми, если этот человек – не самовлюбленный идиот! Слащаво-презрительная усмешка исказила мягкие линии ее губ.

– Позвольте вам объяснить, мистер Крэдоуг, – начала она голосом, в котором было столько же сладкого яда, как и в ее улыбке. – Я не завожу романов именно потому, что отнюдь не наивна. Вы, я надеюсь, понимаете, что я хочу сказать? – И она презрительно выгнула изящную бровь.

– Конечно.

Карла едва сдержала крик, стискивая зубы и изумляясь, как ему удалось вложить в одно короткое слово столько чувственного желания. И в тот же миг она изменила свое мнение о нем. Нет, он не был сумасшедшим, этот человек был– самовлюбленным эгоистом, который считал, что все женщины готовы броситься ему на шею.

Но еще больше ее беспокоили собственные желания и тело, которое откликалось на его чувственный зов, подобно тому, как засохший в пустыне цветок раскрывается навстречу живительной влаге дождя. И в следующий момент Карла поняла, что должна прогнать его, выгнать из галереи и никогда больше не пускать ни на шаг, пока не превратилась в посмешище и таким образом не погубила свою репутацию свободной, умной, всецело современной женщины.

– Ну что ж, отлично, – сказала она, устало вздыхая. – Сегодня утром вы прекрасно позабавились. Но меня ждет работа. Почему бы вам не отправиться домой и не развлечься... кистью?

Взрыв его одобрительного смеха прокатился по залу и, отразившись от стен, отозвался в глубине ее сердца.

– Кистью я работаю, моя прелесть.

С легкостью преодолев разделявшее их расстояние, он приподнял ей подбородок кончиком своего длинного пальца. И пока она смотрела на него широко открытыми глазами, он медленно приблизил к ней свое лицо.

– Но я готов развлечься когда вам угодно.

Теплое, влажное дыхание коснулось ее губ, и через мгновение ее рот был в его власти.

Карлу сначала бросило в холод, затем в жар. Пока ее разум боролся с чувствами, она, не сопротивляясь, позволила ему заключить ее в слишком тесные объятия. А пока чувство самосохранения кричало «опомнись!», она с готовностью открыла рот для его ищущего языка. В каких-то далеких уголках сознания мелькнула неясная мысль, что он обращается к ней так странно, наверное, потому, что не знает ее имени, а в это время ее тело вздрагивало от каждого прикосновения его нежного горячего языка.

Он с такой жадностью приник к ее рту, словно хотел ее съесть.

Со странным гортанным звуком Джарид обхватил своими широкими ладонями ее аккуратные круглые ягодицы. Пальцы погрузились в мягкую, упругую плоть и сжались, когда он приподнял ее и прижал к своему горячему твердому телу.

Прикосновение к его восставшей плоти потрясло Карлу главным образом своим желанием и готовностью ему отдаться. Ее разум, чувство самосохранения, угрызения совести исчезли куда-то, сознание балансировало на тонкой грани, отделяющей ее от небытия. Она сомкнула руки вокруг его жилистой шеи и выгнула спину, прижимаясь трепещущей грудью к его груди, а дрожащими от нетерпения бедрами к его вопиющему началу. Приникая к нему со всей силой своего женского естества, Карла упивалась вкусом его рта, вдыхала терпкий запах его мужественности, вбирая каждое ощущение его в свою душу.