Это ощущение было невыносимо, оно возбуждало и... ужасало.

Когда Джарид взял из ее дрожащей руки бокал, чтобы отставить в сторонку, она стояла безмолвная, опутанная чарами его дерзкого языка и волнующих пальцев, но все еще способная к борьбе. Однако ее решимость неуклонно шла на убыль. Скользнув пальцами вверх вдоль ее рук и взяв за плечи, он стал медленно поворачивать ее лицом к себе, и по мере этого она все ниже опускала глаза.

– Что с тобой? – спросил он мягким вкрадчивым тоном. – Почему ты так напугана?

– Я не напугана, – настаивала Карла. – Я... Я объяснила тебе причину, почему я передумала.

Она опускала глаза, опасаясь, что он прочтет в них обман.

Джариду не нужно было видеть ее глаз, он услышал ложь в ее голосе. И крепко сдавил пальцами ее податливые плечи.

– Если ничто другое не заставило тебя передумать, – сказал он, медленно привлекая ее дрожавшее тело к себе, – докажи это, согласившись поехать со мной.

Это прозвучало довольно наивно, но вполне могло оказаться очередной ловушкой. И, все еще одолеваемая борьбой между чувствами и здравым смыслом, обеспокоенная необъяснимым яростным влечением ее плоти к его грубой силе, Карла уже готова была согласиться, хотя бы для того, чтобы продемонстрировать ему и самой себе свою силу воли. Когда же под давлением своего еще сопротивляющегося разума она почти отвергла эту идею как безрассудную, Джарид подлил масла в огонь.

– Ты, видимо, готова спасовать перед любым препятствием, вызывающим в тебе страх, – сказал он с большой долей сожаления в голосе. – Ты меня разочаровываешь. Я думал, ты из более крутого теста.

Уязвленная гордость заставила Карлу высоко поднять голову. Гнев дал ей силы, чтобы вырваться из тисков его рук. В ее глазах зажглось негодование, которое она обратила прямо на него.

– Из более крутого, чем кто? – спросила язвительно-сладким голосом. – Значит, ты оцениваешь меня по мерке какой-нибудь одной или всех вместе взятых, твоих бывших, – она зло улыбнулась, – скажем так, подружек?

– Ага!

Дрожа от гнева, очень напоминающего ревность, Карла взглянула на него с холодным высокомерием, высоко подняв подбородок, и спросила ледяным тоном:

– Что это еще за «ага»?

– Это означает, что я вас понял, – объяснил он очень спокойно.

Карла скрипнула зубами:

– В самом деле?

– Угу.

С трудом сдерживая желание как следует размахнуться и влепить пощечину по его нагло улыбающемуся рту, Карла вздохнула, стараясь успокоиться.

– И что же ты понял?

Ответ Джарида был оскорбительно прямолинеен:

– Я понял, что ты наслушалась кудахтанья сплетниц, – заявил он. – Видимо, рассказ был просто сногсшибателен и задел тебя за живое, раз ты так испугалась. А может быть, просто вызвал зависть к этим... скажем так, подружкам?

Его слова столь точно попали в цель, что Карла ощутила всплеск отчаяния. Отчаяния и сомнения. На что она в самом деле отреагировала: на его очевидную жестокость или на обилие любовных связей? Негодовала ли на его чудовищную жестокость к отцу – и, похоже, ко всем, кто вставал на его пути. – или страдала от ощущения, что может оказаться всего лишь очередной женщиной в длинной очереди поклонниц?

Ответом, вполне ясным для Карлы, послужила острая, жгучая боль в груди.