- Я чуть было не проглядел. Прости, но ты выглядел как барон в поварской одежде, а не как повар-слуга, каковым должен предстать перед охраной. Пришлось удалить все труды лакея, которые он вложил в твой образ столичной штучки, — объяснил виконт свои действия. — И еще. Постарайся немного сменить походку. Уж очень уверенно ты вышагиваешь. Будто все здесь принадлежит тебе. Понимаю, благородное воспитание въелось в кровь, — это в чью же кровь оно въелось, хотелось мне сыронизировать, — но постарайся сыграть роль, словно в любительской пьесе. Все благородные увлекаются лицедейством в домашних спектаклях «для своих», но никто не позволит назвать себя лицедеем. Тем не менее, по жизни некоторым героям, воспетым в песнях бардов и причисленных королями к лику Героев, приходилось играть роль слуг не на сцене. Вспомни Клабриса! — это кто? — Он, будучи особой знатного рода, семь лет играл роль простого истопника. Каждый день по маленькой пробирке носил во дворец жестоких Элизабертов алхимический состав, дабы взорвать оный вместе со всеми членами. Не взорвал. Его поймали, судили и повесили. Даже на эшафоте он не признался в своем благородном происхождении, дабы не нанести ущерб Родине. А дэрини Перовини? Играла роль горничной. Терпела капризы и даже пощечины, но вызнала все тайны дома Боррджони!

Сказать честно? Устал я от пафоса виконта. Он хороший парень и хочет меня подбодрить, но сколько можно болтать?

- Франсор, пройдись немного. Что-то мне походка твоя не нравится. Слуги так не ходят.

Да уж-ж-ж! Будто я не видел, как ходят здешние слуги. Иные выступают так важно, словно они и есть настоящие их величества (во множественном числе), а всех прочих можно снисходительно считать условно достойными попирать своими ногами аллеи королевской резиденции.

Пришлось мне несколько раз пройти перед виконтом, пока того не удовлетворил созданный мной образ. Правда, получилось нечто убогое, с моей точки зрения. Эдакий согбенный, глядящий исключительно в землю олигофрен, боящийся любого громкого звука, а от собственной тени падающего в обморок.

- Вот теперь нормально! Настоящий слуга! — неискренне обрадовался принц. — Хочу напомнить, через три дня магическая иллюзия исчезнет, кончится подпитка, как сказал мне мой знакомый, и твои документы снова станут отображать твою ауру и статус. Ты должен успеть покинуть резиденцию до этого времени.

Я кивнул на прощание и направился к аллее, ведущей к дому архимагистра. Шел так, как учил виконт. Лень было его переубеждать. Но стоило ему скрыться за поворотом, как я стал вести себя естественно… в полном соответствии с надетым на себя костюмом.

Не знаю… правда, не знаю, как так получается: надену на себя роскошный камзол и я — герцог. Надену одежду простолюдина и я — простолюдин. Клерк, ремесленник, купец или боец… В зипуне смерда я автоматически добавляю в речь излюбленные ругательства землепашцев, не считаю зазорным «бить соплю об землю» и вытирать нос рукавом. В безрукавке приказчика подобное поведение приводит в ужас, зато прямо тянет всем подряд (а вдруг клиент?) угодливо кланяться, улыбаться и бесконечно повторять: «Чего изволите?».

В общем, много кого через наш трактир прошло. Был материал для наблюдений. Еще какой. Довольно часто именно за столом люди ведут себя наиболее естественно, раскрепощаются и дают взглянуть внимательному человеку на свое истинное лицо. Воистину «Весь мир — театр. В нем женщины, мужчины — все актеры» [William Shakespeare]. А я что же? Такой же как все. Особенно в детстве. Кем я только не воображал себя. Мореплавателем — и маленький пруд через дорогу превращался в бескрайний океан. Путешественником — и бурьян возле пруда становился непроходимыми джунглями.