Изменить размер шрифта - +
А мясо в пряном соусе, по ее же словам, она могла есть бесконечно, так оно ей нравилось. Причем именно в моем исполнении.

За многие годы я хорошо узнал мимику девушки и теперь точно не ошибся. Она была зла. Очень зла! Завидев раньше этот хищный блеск в глазах и немного обнажившиеся белые зубки я старался спрятаться понадежней или вообще убегал в лес, где благодаря папе мог скрываться долго и упорно.

Лика явно порывалась вскочить и срочно бежать на кухню, сметая на пути все преграды. Однако, самое трудное препятствие — нормы приличия — преодолеть так и не смогла. Врываться на кухню — недостойно воспитанной вэрини, а вызвать повара в обеденный зал, чтобы поругать или поблагодарить полагалось только по окончании обеда и никак не раньше. Ну разве что, все настолько не понравилось, что дальше есть уже никак невозможно. Собственно, это тоже одна из форм окончания обеда. Только экстренная. Поэтому Лика взяла себя в руки, немного успокоилась и даже с аппетитом стала черпать тушеное мясо, периодически запивая черничным морсом. Причем делала это настолько привычно, что ее подруги удивились и спросили:

— Лика, а ты раньше ела такое? — спросила Дили.

— Да. Один знакомый повар готовил, — немного нервно ответила Лика.

— Уж не тот ли самый…

— Он! — прервала вопрос девушка. — Он самый!

— Так значит он здесь? В этом ресторане? — продолжала допытываться Дили.

— Может быть! — отрывисто ответила Лика. — Скоро узнаем!

К моему глубочайшему сожалению, вывод напрашивается вполне ожидаемый — для Лики я по-прежнему простолюдин, забывший свое место, да еще посмевший сбежать вместо того, чтобы, как положено, дождаться перед воротами напутственного пинка под задницу.

Жаль. Детская дружба, теперь не осталось в этом никаких сомнений, закончилась. Лика ясно показала свое новое отношение еще в городской усадьбе и подтвердила своим поведением только что у меня на глазах. Конечно. В столице у нее появилось много друзей и подруг, равных ей по происхождению и положению. Что ей какие-то деревенские друзья, с которыми приходилось играть в детстве? Выбросить из головы и забыть. А перед «забыть» напомнить им где они (в грязи внизу) и где она (на сверкающей вершине). К ней на вершину просто так не пробраться. Стены скользкие и гладкие. Уклон отрицательный. Те, кто все-таки смогли туда забраться, как правило, громоздили к подножию ступеньки из трупов друзей, врагов и просто непричастных. Для меня такой способ неприемлем.

Впрочем, чего я тут рассуждаю, когда отец давно меня предупреждал, чтобы не забывался. Правда, мне тогда казалось, что он про любовь, женитьбу и все такое, а дружить нам не помешает никто. А сейчас вижу — прав он был во всем. Ни любви, ни дружбы между нами быть не может. Даже если у меня каким-то чудом останется статус адепта академии. Вон как Лика живо сменила старого друга, простолюдина, на новых, едва знакомых, но благоро-о-о-дных, аж до седьмого колена.

Мы все отдали должное еде. Девушки кушали с большим аппетитом и очень нахваливали искусство повара. Мне, кстати сказать, тоже понравилось. Глоф, как всегда, был на высоте. Наконец, наступило время десерта и нам подали пирожные. Дюжину я заказал заранее и ее специально для меня оставили. Когда официант принес блюдо и поставил на наш столик вместе с чайником тэ и джезву с чибой, за соседними столиками послышались откровенно завистливые возгласы.

За моей спиной раздались решительные шаги. Кто-то подошел к нашему столу и остановился у меня за спиной. Я опасности не почувствовал и спокойно потянулся за пирожным. Девушки уже взяли себе по штуке и начали, жмурясь от удовольствия, есть, запивая напитками, разлитыми служанкой в соответствии с нашими пожеланиями.

— Вэрини! Вэ-э-эр, — произнес довольно молодой, еще немного по-подростковому ломкий, голос у меня за спиной.

Быстрый переход