Все это было сделано для ублажения лиц, вознесших Боровикова на вершины власти.

Разумеется, сам Касьян Михайлович ни сном ни духом не ведал об этих деликатных подробностях. Начальник службы безопасности? Во-первых, положен по рангу. Во-вторых, — душа-человек, особенно в часы застолий. А что до его подручных — что ж, так нынче положено. Куда ни глянь — везде такие…

В конце концов, ребята все молодые, вежливые, спортсмены, им тоже нужно предоставить возможность вырасти и вознестись. К сожалению, у них не было сверхценных идей. У них вообще не было никаких идей.

Ни о чем подобном не ведал и закадычный астроном Лазарь Генрихович, вдруг народившийся из далекого прошлого. Астроном ведал только, что товарищ его — выбился в люди и теперь большой начальник. Он даже не спрашивал, над кем непосредственно начальствует друг.

Ну, ясно, над Коротаевым.

Над бритоголовыми «быками».

Над шалуньями-нимфами… что повизгивали в бассейне, — экие русалки! К чему бассейн — вот же река…

Над шоферней.

Над… дальше Лазарю Генриховичу почему-то не хотелось думать.

Он и сам не понимал, почему. Возможно, ему попросту не нравились «быки». В Пулковской обсерватории такого скота не водилось. Во-вторых, ему — страшно сознаться — далеко не всегда не нравился Коротаев. Задушевный человек с крупными залысинами, балагур и шутник, услужливый, не упускающий из поля зрения ни единой мелочи, да все это в сочетании не с военной, а с какой-то… гебистской, что ли, выправкой… нет, не с гэбистской… какие-то порой прорывались из него замашки да словечки… но вообще держится так, что не обидит и мухи, если та не обидит его…

Одна беда: сам закадычный друг ему нравился все меньше и меньше.

Откуда вдруг появились эти заносчивость, барство, развязность, хамство, матюги через каждое слово. Пьет как лошадь…

— Должность обязывает, Лазарь, — похохатывал на это Касьян. — У нас других нет…

Теперь вот этот вопрос. Что за идиотская шутка? С какого бодуна-разгула он вдруг заинтересовался метеоритами?

Лазарь Генрихович за долгие годы знакомства успел узнать, что даже подшофе Касьян Михайлович ни о чем не спрашивает просто так, даже о стуле и температуре. В нем постоянно бьется либо одна, либо вторая неотступная мысль. Ими-то он и делится с окружающими.

А нынче в глазах давнишнего товарища вдруг вспыхнула настоящая заинтересованность.

— Не ожидается ли падения небесного тела? — озадаченно переспросил астроном.

Хозяин придвинул ему рюмку с коньяком, стоимость которого могла посостязаться с обсерваторией гостя. Или хотя бы с телескопом. Ну хорошо — с гостем самим по себе.

— Ага. — Касьян Михайлович, почесывая пузо над полосатыми трусами на пуговицах, которые вдруг начали называться плавками, — его, родного. Нет, астероид нежелателен. Он слишком большой.

— Да, — согласился Лазарь Генрихович. — Нам не уцелеть. Ничему не уцелеть.

— Ну, это мы еще поглядим, — усмехнулся Боровиков, вылавливая из вазочки осклизлый гриб-боровик. Особенности депутатского мышления иногда выражаются в обманчивом ощущении собственной неприкосновенности и вообще бессмертия.

— Да что ты! — Астроном всплеснул руками, — Погибнет все живое!.. Наступят холода, наводнения…

Касьян Михайлович согласно кивал, думая о чем-то своем.