Изменить размер шрифта - +
А узнав, что не она его мать, не стал от этого любить ее меньше. Но он помнил, как удивился, когда один из братьев сказал ему, что высокий темнолицый конгай с плечами шире дверного проема, тот, что изредка навещал тетку, — его отец.

Честно говоря, он побаивался сурового, молчаливого Тилона. Этот страх остался в нем, пожалуй, и до сего времени.

 

Отец его не был уроженцем Ангмара. Он появился на свет в одном из крохотных селений Междуречья. Детство его было ничем не примечательно. А когда Тилону минуло четырнадцать иров, родители его заболели хисором и умерли в один сестай. Две трети поселян унесла болезнь, но не тронула отрока Тилона. И поехал он в Ангмар, где жила замужняя сестра его.

В четырнадцать иров Тилон ростом не уступил бы и взрослому. И силой тоже. Потому работу отыскал быстро. А спустя четыре ира уже заправлял артелью каменщиков. Рослый, сильный, как урр, приятной наружности, Тилон был к тому же честен и надежен, как причальный кнехт. И не дурак, хотя и казался тяжелодумом из-за медлительной речи. Тут-то и положил на него глаз Пос, зодчий: сделал своим помощником. Еще четыре ира — Пос умер, и Тилон занял его место.

Зодчий Тилон! Неплохо для парня двадцати трех иров от роду!

И стал юноша важным не по возрасту, еще более неторопливым, еще более немногословным. Быть бы ему мастером из средних, что даже в Конге отращивают могучее брюхо еще прежде, чем обзаводятся парой сыновей. Быть бы… Да боги решили иначе!

Умер ситанг. Глашатаи оповестили об этом народ Конга. Новый правитель принял кормило власти, и, как всегда бывает, зашевелилась страна, оживились чиновники, военачальники, купцы. И, как всегда в Конге, вспомнили о Юге, безжалостном Юге, дарящем богатство так же щедро, как и смерть.

«Строенный меч», сотник Бентан, прибыл в Ангмар в конце Дефитиона — месяца Увядания. Прибыл с двумястами воинов и личным повелением ситанга. Выбрав лучший из шести ангмарских больших туронов, он разместил на нем свой отряд и с полудюжиной солдат отправился глотнуть вина в самую чистую из ближайших харчевен.

Случилось так, что и Тилон, ангмарский зодчий, заглянул туда же — выпить чашку охлажденного сетфи.

— Какой тарион! — Бентан толкнул плечом своего помощника.

Тот без интереса поглядел на толстощекого парня.

— Мясо! — уронил равнодушно и вернулся к тианскому.

Но глаза сотника уже загорелись.

— Эй ты! — закричал он зычным голосом военачальника. — Ты, ты!

Из немногочисленных гостей таверны Тилон последним оглянулся на окрик.

— Поди сюда! — сотник призывно замахал рукой.

— Тебе надо — ты и подходи! — отозвался юноша.

К изумлению солдат, Бентан даже не рассердился.

— Нет, ты гляди, какая у него шея! — заорал он прямо в ухо отодвинувшемуся десятнику.

— Один хороший удар. — Десятник был старым воякой и знал цену шеям.

Сотник хлопнул ладонью по столу, оглядел своих солдат.

— Парень нам нужен! — безапелляционно заявил он. — Такой богатырь!

Солдаты полностью разделяли мнение десятника, но знали: если сотнику в башку запала мысль — вышибить ее невозможно даже онгарской дубиной.

Сотник встал. Встал и сам (!) подошел к молодому зодчему. Обняв его (Тилон брезгливо отодвинулся — от сотника воняло, как от старого урра), Бентан, хитро улыбаясь, сказал:

— Два золотых «дракона» в сестай! — И подмигнул: ни один из его солдат не получал больше одного.

— Отойди! — сказал Тилон. Деньги его не заинтересовали. Как зодчий он имел втрое больше.

— Ты увидишь мир, парень! — вышел с другой стороны сотник.

Быстрый переход