— Тогда увидимся позднее. — Выйдя в коридор, Кори притворила за собой дверь.

Накидывая халат на дверную ручку, Чед подумал о том, не защелкнуть ли ему дверь.

«Опасаешься, что вломится?

Такого никогда не было раньше, значит, и сегодня не произойдет…»

Дверь все же запер. Лучше исключить возможность, чем терзаться уже ставшими навязчивыми страхами.

Опустив сиденье унитаза, Чед сел, снял стоптанные пыльные ботинки и тяжело вздохнул. Какое это наслаждение — разуваться. Ботинки казались ему какими-то колодками, в которых ноги сводило судорогами и где они задыхались. Только теперь ноги могли дышать. Затем он стянул влажные грязные носки и засунул их в ботинки. От влаги даже сморщились ступни.

Поднявшись, Чед снял с себя остальную одежду, свалил ее в кучу в дальнем углу и, отходя назад, увидел свое отражение в огромном зеркале.

Кори назвала его «Дикарем с Борнео».

Не так уж далеко от истины.

Почти три месяца в горах, а не стригся и не брился еще дольше. Густые спутанные волосы закрывали почти все лицо.

Когда Чед почесал бороду, из нее вывалилась сухая сосновая иголка.

Затем он шагнул в ванну, задернул занавеску и включил душ. Вода, полившаяся из распылителя, была холодной, но он давно привык и к более холодной. От этой не выступила гусиная кожа и хозяйство внизу не сморщилось. В ней не плавали кусочки льда. Но, надо полагать, придется теперь привыкать к такой.

В старые добрые времена в этой же самой ванной комнате он часто стоял под таким горячим душем, что, когда выходил, все зеркала покрывались толстым слоем осевшего на них пара.

Теперь ему казалось, что то был совсем другой человек.

Смущенный и закомплексованный ребенок, застенчивый толстяк, бредивший Корин.

Чед выдавил на ладонь лужицу густой тягучей жидкости и понюхал. Шампунь Корин. Тот же хорошо знакомый аромат. И он представил ее сидящей в этой ванне и намыливающей голову, но тут же прогнал образ из головы.

«Ну вот, — подумал он, — не так уж сильно я изменился».

Но на этот раз все будет по-другому.

Это потому, что его носит Корин.

Не буду больше думать об этом.

Наклонившись, он нашел в переднем кармане джинсов расческу и, подойдя к зеркалу, с большим трудом привел в порядок волосы и бороду. Затем, собрав одежду и сунув ее под мышку, поднял ботинки и, пронеся все это через дом, отодвинул стеклянную дверь, вынес наружу и оставил на внутреннем дворике рядом с рюкзаком.

Ночь была теплой. Легкий ветерок играл полами халата, прижимая их к ногам. Повернувшись, Чед увидел свет кухонного окна и почувствовал, как неприятно шевельнулось что-то внутри.

Корин, вероятно, сидит за столиком и ждет меня.

Может быть, не стоило возвращаться?

Несколько запоздалая мысль.

Там, в горах, принимая это решение, он был уверен, что созрел. Возмужал духовно и физически. От застенчивого толстяка, считавшего себя неудачником, не осталось и следа, и теперь он мог предстать перед Корин совершенно новым человеком.

Новый человек, как же! Меня даже не узнали. Более того, Корин еще и испугалась.

Но страх как рукой сняло, едва она поняла, кто я. И, похоже, ужасно обрадовалась.

Правда, нервничает.

Да мы оба нервничаем. Это вполне естественно.

— Прислушиваешься к зову природы?

Сердце глухо забилось. Чед повернулся к стоявшей в дверях Корин. Босая, в красной шерстяной ночной рубашке, доходившей почти до колен, что, впрочем, не помешало ему увидеть сквозь ткань ее бедра — свет шел у нее из-за спины…

Ни к чему мне это.

Почему она не осталась в той одежде, в которой была до этого? Потому что я тоже в одном халате.

Верно, подумала, что если переоденется для сна, то и я не буду чувствовать себя так неуютно.

— Если хочешь, можно попить кофе и здесь.