— А групповые сеансы тоже бывают? — спросила я.

— Нет. В какой-то момент тебе, возможно, захочется попробовать оценить динамику групповой терапии. Но здесь, в Лайле, мы считаем, что очень важно обеспечить конфиденциальность. Тебе нужно полностью принять в себе это состояние, прежде чем ты сможешь спокойно говорить об этом с другими людьми.

Она отложила свой блокнот и сложила руки на коленях.

— И тут мы подходим к нашей последней теме на сегодня. Неприкосновенность частной жизни. Ты наверняка уже догадалась, что все обитатели нашего пансиона борются с душевной болезнью. Но это все, что тебе нужно знать. Мы не разглашаем подробности о твоем состоянии, о твоих симптомах и лечении. И если кто-то будет на тебя давить, выспрашивая детали, ты должна сразу прийти и рассказать об этом мне.

— Они уже знают, — пробормотала я.

— Что?

Судя по сердитому блеску ее глаз, мне надо было держать рот на замке. Из прошлого опыта общения с психотерапевтами я знала, как важно делиться с ними всем, что тебя беспокоит. Но мне вовсе не хотелось начинать свою жизнь в Лайле со сплетен.

— Не п-п-про шизофрению, нет. Просто… кое-кто знает, что у меня видения. Что я вижу призраков. А я об этом никому не говорила.

— И кто же это?

— Я-я-я лучше пока не буду говорить. Это неважно.

Доктор Джил расплела руки.

— Нет, это очень важно, Хло. Но я ценю то, что ты не хочешь никого выдавать. Я и сама прекрасно догадываюсь, кто это мог быть. Она наверняка подслушивала, когда мы обсуждали твои галлюцинации, и поспешила прийти к собственным выводам насчет… — Она махнула рукой. — Призраков. Прости, что так получилось. Но я обещаю, мы с этим разберемся.

— Но…

— Она не узнает, что ты мне пожаловалась. Но с этим необходимо разобраться. — Она снова поудобнее уселась в кресле. — Жаль, что это случилось с тобой в первый же день. Подростки по природе весьма любопытны, и хоть мы и стараемся обеспечить полную конфиденциальность, в таком ограниченном пространстве это не всегда получается.

— Да все нормально. Никто не стал делать из этого проблему.

Она кивнула.

— У нас здесь очень хорошие ребята. В целом, они очень уважительно и с пониманием относятся друг к другу. Это особенно важно для Лайла. У тебя впереди трудная дорога, и мы здесь для того, чтобы облегчить тебе путь по ней.

Шизик.

И не важно, сколько раз доктор Джил пыталась приравнять это к обычной болезни или физической слабости. Это не одно и то же. Далеко не одно и то же. У меня шизофрения.

Если бы я встретила двух людей на тротуаре — одного в инвалидном кресле, а второго разговаривающего с самим собой — то кому бы я бросилась открывать дверь? А от кого поспешила бы перейти на другую сторону улицы?

Доктор Джил говорит, что нужно просто вовремя принимать лекарства и научиться справляться с этим состоянием. Но если все так легко, то почему на улице полно людей, говорящих с самими собой? Бродяг с безумными глазами, кричащих в пустоту?

Тех, кто видит призраков? И слышит воображаемые голоса?

Психов.

Таких, как я.

После сеанса я удалилась в медиакомнату, чтобы обо всем подумать. Я как раз сидела, удобно свернувшись калачиком на диване и прижимая подушку к груди, когда в комнату вошел Симон.

Не заметив меня, он прошел прямо к компьютерному столу и взял оттуда бейсболку. Он подбросил ее вверх и поймал, что-то напевая себе под нос.

Вид у него был счастливый.

Как можно чувствовать себя счастливым здесь?

Он еще раз покрутил кепку в руках и надел ее на голову, не отрывая при этом взгляда от окна.