Роста в нашем новом знакомом было метра за два с половиной. Теперь понимаю смысл таких высоких потолков и широких дверных проёмов.

Я думал, свинолюд таки решился разбудить трактирщицу, но тот на пол пути свернул к стене и снял с трубы высокое устройство с колбой. Бережно взял в руки и направился обратно к столу.

Кальян? Я с трудом узнал курительное устройство. В мире-темнице такие изыски использовались уже не часто — любители покурить чаще пользовались электронными сигаретами.

Мантор взгромоздил двухметровый кальян на стол, отсоединил шахту, достал из инвентаря флягу и залил воды. Затем сверху бережно добавил всего пару капель навского огня. После этого гверф вынул странное устройство, напоминавшее миниатюрные китайские палочки для еды и кубики углей. Мелькнула вспышка и между частей артефакта появилось синеватое пламя, начавшее раскалять угли.

— Какую хочешь ты услышать от меня легенду иномирец? — спросил он. — Про падшего кота, что звался первым Мантикором, али про Мельхиор, что слился с нашим всеотцом?

Охренеть вопросы.

Я посмотрел на Ласку, и та ответила мне пронзительным взглядом, в котором я прочёл интерес, но вместе с тем и сильную тревогу.

— Танатос… — одними губами вывела девушка, но я её понял.

— Думаю, ему сейчас не до нас. Харт одолел Мейару, так что даже магистр не сможет с ним справиться так быстро.

— Это если он будет искать его, а не нас… — прошептала Ласка.

— Мейару?! — услышал нас гверф. — Не тот ли гад, что кличется Помойнным?

— Теперь его зовут Многогранный, — поправил я. — Официально. Новый бог дал ему это имя.

Оставив артефакт с огнём, Мантор стал вынимать из инвентаря ароматные травы. Эмпатия тари уловила лёгкое удивление, но не более того.

— Бог новый? Ну дела-а!, — потянул гверф. — Слыхивал я за новые слухи. Немногим, но слыхивал. Новый бог иномирный в Мельхиоре. То он зря.

— Она, — поправил я. — Дафна.

— Мне имя то беззвестно. И не к чему. Премногим жаль её — пожрёт ведь та, чьё имя проклято. Лишь мать свою, Погибель, ей не по силам нынче поглотить…

Я отметил про себя ту железобетонную уверенность, с которой Мантор говорил это. Будто речь шла не о целом новом боге, а о глупой девочке, пошедшей в одиночку в ночной лес, полный чудовищ.

Нужно, кстати, как следует расспросить об этом Ласку. Что-то я о местном боге зла пока совсем ничего не знаю. А ведь он меня вроде как не очень любит и точит зуб. Если я враг местной версии Сатаны, хотелось бы чтобы богов, которые за меня, воспринимали чуть лучше, чем заключённый в посохе осколок мёртвой сущности и слабенокую наивную девчонку, которая не понимает, во что ввязывается.

Покончив с забивкой кальяна, свинолюд вновь приложился к бутыли с навским пламенем и откинулся на своём стуле так, что тот опасно заскрипел.

— Расскажи мне о Мантикоре. Что не так с этим грешным именем? — задал я интересующий меня вопрос.

— Так — звали первого из рода тари, кто предал свой народ, и самолично обратился в пустоту. Не помню историю всю ту дословно. Но немногим помню суть. То была сказка. Жил один из вашего народу средь своих, да вот в лесу запретном для его сородичей, однажды человека повстречал. Точнее, самку человека, деву редкой красоты. Ты знаешь ведь про слабость вашего народа?

— М-м, стихия пустоты? — догадался я.

— То не причина, результат её, — покачал головой гверф, выпуская к потолку струйку сизого дыма.

— Тари выбирают пару раз и на всю жизнь, — неожиданно ответила Ласка. Я задумчиво посмотрел на свою подругу, но та не отрываясь, смотрела на свинолюда.

— Премногим верно! — кивнул Мантор. — На том великий их запрет и был поснован.