Он спорил с некоторыми учёными – как с Терры и Марса, так и с других миров – относительно достоверности этих архивов. Оказалось, что у каждого была своя точка зрения, подкреплённая собственными исследованиями, о том какими обезьяны являлись на самом деле. Особенно заблуждавшийся оппонент Аркхана настаивал, что существа могли свисать с деревьев на хвостах, что явно было чушью. Любой серьёзный учёный понимал, что хвост зверька использовался как хлещущее и колющее оружие и чтобы впрыскивать яд.

Ботинки Аркхана отзывались эхом среди подвесных лесов, соединявших одну башню с другой. Порывистый терранский ветер оставался слабым даже на высоте в тысячи футов над одной из сотен плоских равнин, которые геологически выровняли для фундамента Императорского дворца. Говорили, что на постройку Дворца ушло почти два века. Аркхан мог в это поверить.

Это означало, что Рогал Дорн и Имперские Кулаки перестроили его меньше чем за одну двадцатую часть времени, превратив королевский Дворец в крепость-бастион, во что – снова – Аркхан мог легко поверить. Космические десантники были очень усердными, когда направляли свои ограниченные разумы на одну цель.

И именно в этом и была проблема. Галактика горела именно из-за этого факта. Великое видение Омниссии находилось под угрозой из-за зависти меньших существ.

Сам Аркхан однажды был удостоен великой чести работать с Омниссией. Это был одновременно самый значительный и самый тайный опыт в его жизни. Приглашение застало его на Марсе, требуя ненадолго отправиться на Терру, что он с удовольствием и сделал. Вместо того чтобы приземлиться в одном из многочисленных звёздных портов, он, следуя особым предписаниям в приглашении, направил десантный корабль в израненную войной тундру на далёком севере.

Там он удостоился наивысшей чести войти в одну из секретных священных лабораторий Омниссии в самом центре потухшего вулкана. Затем он прошёл по лабиринту закрытых дверей и активных защитных систем, несколько раз натыкаясь на кости незадачливых нарушителей, пока не предстал перед Императором. И там он впервые увидел Бога Машину своими глазами.

– Не нужно кланяться, – сказал Император. Его голос оказался именно таким механическим и чистым, как и думал Аркхан, лишённым всех интонаций и акцентов. Такая монотонная чистота обычно появлялась только после значительной аугментации.

Аркхан поднялся, как сказали. Он не увидел военачальника, которого многие утверждали, что видели. Он увидел учёного. Доспехи дерзкого завоевателя Терры сменил защитный костюм для работы в стерильных и враждебных окружающих условиях. Император стоял в центре Своей огромной лаборатории, где жидкость пузырилась в пробирках на полках и органы пульсировали в заполненных до краёв антисептическим гелем цилиндрах. Непостижимые машины и оборудование гудели, гремели и жужжали. Для неподготовленного глаза могло показаться, что они работали независимо друг от друга, но Аркхан сразу же понял правду: все подчинялись воле Императора, каждая функционировала как часть гармоничного хора, исполняя интеллектуальные указания Омниссии.

На нескольких столах лежали педантично составленные записи на новой бумаге, аккуратные стопки напечатанных схем и тонкие пластмассовые листы светокопированных планов. Встречались и памятники прошлого: древние свитки и пергаменты, прижатые по краям всем, что попалось под руку в роли пресс-папье. Аркхан ожидал увидеть разношёрстную смесь организованной высокой науки и беспорядка, характерную для святилищ многих гениев, и именно это он и увидел.

– Пожалуйста, прими мою благодарность, – произнёс Бог Машина, – что пришёл сюда.

– Это – честь для меня, – ответил Аркхан, чувствуя горькую досаду из-за слёз, грозивших испортить момент. Какими же раздражающими иногда могли быть эмоции. Однако сила заключалась в их преодолении, а не в вычищении бионикой. В этом он также истово подражал Омниссии.