|
Сейчас он не позволяет себе задуматься над тем, что с каждым днем ситуация лишь обостряется, что ваше вынужденное сиротство вскоре может усугубиться… Для того, чтобы Алан смог осознать вашу жизнь такой, какая она стала, ему требуется намного больше времени, чем он порой проводит в трезвости. Я знаю точно лишь то, что если он не перестанет пить совершенно, не возьмется за дело, не отважится посмотреть в глаза своим детям трезвым взглядом, он все равно что труп, потому что он не тот Алан Кэллахан, которого мы знаем и любим. В любом случае ему нужна помощь его детей, его друзей. И если покупкой фермы я смогу помочь ему, то с радостью готов пойти на это.
– Но как это ему поможет? – изумилась Алана. – Может быть, потеряв «Шиповную гряду», он будет вынужден пересмотреть свои привычки и, дай Бог, вместе с ними и свой нынешний взгляд на свое место в жизни. Ведь у него всегда останутся его любящие дети. – Сработает ли это? – Нельзя сказать наверняка, – отозвался Гай. – Можно было бы сделать проще, Алана. – То есть? – заинтересовалась она. – Мы могли бы пожениться. Тогда вам не пришлось бы продавать ферму. Но не хотел бы принуждать тебя к браку, спекулируя твоими дочерними чувствами. – Меня никто не сможет ни к чему принудить. И мои дочерние чувства здесь ни при чем. Поскольку даже из любви к своим родным я никогда не стану совершать того, во что не верю. Я привыкла искать и находить выход. Главное – не впадать в отчаяние! – заявила девушка. – Мне импонирует такая позиция. Тем более, что мне доподлинно известно: это не громкие слова, а истинное твое убеждение. – Рада, что ты это понимаешь, – сдержанно отозвалась Алана. – Тем более, что тебе такой брак ни к чему. – Почему это? – осведомился Гай. – А для чего тебе связываться с паршивыми ирландскими овцами, если в долине и за ее пределами такой огромный выбор достойных невест? – Меня всегда удивляло то, сколь причудливым образом в тебе соединяются фамильная гордыня, деревенская заносчивость и самокритичность на гране самоуничижения. Думаю, это стало возможным по той лишь причине, что ты никогда не знала своей истинной цены. Вероятно, Аннабел не стало в твоей жизни слишком рано, иначе уж она-то тебе объяснила бы, что как женщина, как человек ты бесценна, а как дочери фермера тебе бы следовало поумерить свои амбиции. – А меня в тебе удивляло то, как ты умеешь обставлять свое субъективное мнение. Можно подумать, будто сама истина вещает твоими устами! – бесстрастно парировала Алана. – Браво, Лана! – энергично восхитился он. – Давай считать эту перепалку частью флирта. Я уже давно пытаюсь разбудить в тебе эту потребность, но до сих пор ты ухитрялась не отвечать на вызов. – По-моему, я и прежде тебя не жаловала… – Да, но критика твоя звучала иначе. Ты стыдила меня, указывала мне на мою неправоту, вещала как маленькая идеалистка. А сейчас ты заговорила как настоящая женщина,которая ценит остроту в отношениях с мужчиной. – То есть именно это ты и пытаешься мне сейчас внушить: будто бы я бессознательно заигрываю с тобой? – уточнила Алана. – Или сознательно, – допустил он, привлекши к себе внимательный и чуть насмешливый взгляд девушки, оба при этом многозначительно улыбнулись друг другу. Алана действительно не возражала против остроты, она повременила разубеждать своего визави. |
