Через несколько минут два часовых эм Катаоса с бранью очнулись от своей ленивой полудремы, ибо на мостовой перед ними стоял желтоволосый выродок с Равнин, глядя на них студенистыми глазами.

Лики бесстрастно качала колыбель, и дитя смотрело на нее с отчужденным недоверием под стать ее собственному.

На ее пальцах сверкало несколько драгоценных камней. Платье ее было из редкостного узорного шелка. Ее положение с тех пор, как исчезла Астарис эм Кармисс, значительно улучшилось. Она пользовалась личным покровительством лорда Катаоса, как уже заметил весь Корамвис. Немногим из камеристок Астарис повезло так же.

Сама Лики была не слишком уверена в своем положении. Пока она носила дитя, Катаос не делал ей никаких предложений, за исключением предложения остаться в его доме. Она чувствовала, что обязана этой галантностью не его участию или своему состоянию, но просто тому, что в данный момент он не нуждался в ней, однако предвидел, что в будущем она может зачем-либо ему понадобиться. Она знала, что он использует ее так, как сочтет нужным, и это знание лишало ее присутствия духа, хотя никакой альтернативы она не видела. Как только ребенок появился на свет и Катаос все как следует обдумал, он принялся добиваться ее со сладострастной настойчивостью влюбленного. И снова она отчетливо поняла, что в его действиях нет искренности, и он делает это лишь ради забавы. Действительно, как только он достиг своей цели, его любовный интерес тут же угас.

Она убрала руку с колыбели. Ребенок брыкался в пеленках. Каждый раз, глядя на него, она со странной и горькой радостью отмечала, что он не унаследовал красоты Ральднора.

Внезапно во внутреннем дворике поднялся какой-то шум. Лики услышала топот бегущих ног и голоса, зовущие Катаоса. В приступе мгновенного ужаса она вообразила вражескую армию, стоящую у ворот, но спокойствие Корамвиса подсказало ей, что происходящее, что бы это ни было, касается лишь этого дома.

Она подошла к длинному окну и выглянула вниз. Центр вымощенного белыми и черными плитами четырехугольного двора занимал необычный фонтан. Вода и брызги были выточены из ограненного хрусталя, в который были вставлены лилии из слоновой кости. Вне всякого сомнения, подобный обман был совершенно в духе Катаоса. Иногда птицы подлетали к поверхности и пытались пить, щелкая когтями по мертвым цветам.

У фонтана стояли два стража в желтой форме Катаоса, а между ними жался тощий скелетообразный человечек с лицом и шеей, покрытыми язвами. У него были желтые волосы степняка.

У Лики все поплыло перед глазами, и она ухватилась за подоконник, чтобы не упасть. Такое воздействие на нее оказал не человечек внизу, а образ другого человека, внезапно возникший у нее в мозгу.

Через секунду на пороге двери, ведущей во двор, появился Катаос. Он был абсолютно спокоен, и происходящее не слишком его интересовало. Она и не ожидала ничего другого.

— И что тебе здесь нужно?

Желтоволосого била дрожь. Его голос, когда он наконец раздался, оказался холодным и глухим, как будто доносился из могилы.

— Я могу рассказать вам кое-что интересное, лорд-советник. О Ральдноре, сыне Ашне'е. Это встревожит Корамвис.

Лики ощутила, как к горлу подступил обжигающий страх — страх и что-то еще. Вцепившись в подоконник, она вспомнила Ральднора Сарита. При дворе и на этих улицах Короля Равнин никогда не называли никаким другим именем. Нижний город знал его как Ральднора Похитителя невест, ибо они еще не забыли Астарис. Умолкали они лишь в присутствии Амрека. При нем никто не решался даже упомянуть о Саре. Многие капитаны и военачальники в своем кругу перемывали кости Крину, Дракон-Лорду, приютившему врага Дорфара, но их оружие, как и их злость, не могло быть пущено в ход.

— Чтобы заставить Корамвис бояться, нужно кое-что побольше, чем нашествие крыс, степняк, — холодно бросил Катаос.