— Куму? Родной город королевы?

— Вот именно. Небольшой, но процветающий городок, а принимая во внимание факт, что оттуда произошел член королевской семьи, — требующий возмездия. Но лорд Амрек все же полагает, что не стоит встречаться с армией Равнин в бою, — эти слова были произнесены бесцветным голосом, но Матон дернулся, чувствуя, что разговор свернул в скользкое русло.

— Значит, они уже совсем рядом. Не исключена осада.

— Подобный оборот кажется немыслимым. Но да, мой лорд, я считаю, что дело может дойти даже до этого. Я знаю, что несколько наших самых выдающихся горожан собираются в Таддру, а отребье из нижнего города уже сбежало. К тому же у нас есть солдаты, которых столь любезно одолжил нам Йил эм Закорис, околачивающиеся на каждом углу. Солдаты маются от безделья и затевают ссоры. И едят они тоже немало.

— Я уверен, лорд-советник, что Амрек сделает свой ход, когда придет время, — с тревогой в голосе сказал Матон.

— О да, — снова улыбнулся ему Катаос. — Кроме того, у нас есть собственный гарнизон, не так ли?

Этот намек на Крина окончательно добил старого Матона. Отговорившись каким-то неотложным делом, он поднялся и вышел. «Я старый человек, — думал он. — Чего он от меня хочет? Да, он спас нас от пиратов, и вообще куда умнее Амрека. Могу я сделать его королем Дорфара? Он уже и так взбаламутил Совет. Ох, ну почему Амрек не может встряхнуться?»

Медный зной теплых месяцев стал невыносим. Небо дрожало, как туго натянутая кожа; облака, будто нарисованные белой тушью, не двигались с места. Полноводный обычно Окрис пересох, превратившись в грязный стоячий ручей и обнажив на дне мусор и старую мебель, выброшенную владельцами. От мутной воды исходило зловоние, речные обитатели выползали из вонючего ила и умирали на мостовой. Рабам было приказано убрать обломки, пока гниющие деревянные тарелки и постельное белье не стали источником заразы.

Жрецы в храмах вздымали руки к небу, проливая на алтарь кровь черных быков и белых птиц. Впадая в транс, они возвещали, что засуха — признак грядущей бури. Грозовые боги готовились поразить степняков.

На полях горел на корню урожай. Рабы по ночам собирались стайками и убегали в Таддру, хотя время от времени среди них затесывались и их хозяева. Вдоль всей дороги, ведущей из Корамвиса, были распяты на столбах мужчины и женщины, повешенные умирать.

Корамвис, мыслящая жемчужина, сердце-мозг, стал выгребной ямой для умирающих.

В последний месяц Застис над дозорной башней на равнине взвился алый сигнал.

По кричащим улицам проехал слуга в ливрее Катаоса.

У ворот его виллы собралась толпа просителей, умоляющих о помощи, выпрашивающих транспорт, чтобы покинуть город. Многочисленная стража стояла плечом к плечу, сдерживая толпу частоколом копий. В отчаянии люди били в стену кулаками. Всадник пробился сквозь толпу во двор, соскочил наземь и вбежал в дом.

Катаос встретился с ним в полосатой тени колоннады, и его глаза вдруг стали свирепыми, как у леопарда. За полупрозрачным занавесом гонец заметил женщину, стоявшую, прижав руки ко рту.

— Ну что?

— Мой лорд, они в полудне пути от нас.

— А Амрек?

— Болен, мой лорд, не может встать с постели.

Катаос кивнул, без единого слова развернулся и отдернул занавес. Лики подняла на него взгляд. Краска на ее глазах и губах казалась чересчур яркой, ибо она внезапно стала очень бледна.

— Ты наш, — шептали ему горы. — Сын нашего утра, зачатый в сени наших костей. Приходи к нам, приходи под покровом тьмы. Мы скроем тебя, мы убережем тебя.

— Нет, — сказал Амрек вслух. Трепещущие и шелестящие сумерки всколыхнулись и вновь улеглись.