За окнами стояла прохладная неподвижная ночь, освещенная булавочными головками звезд. Немногие провожатые смотрели ему вслед, глядя, как он углубляется в развалины Корамвиса, направляясь к горам.

— Значит, она все-таки жива, — часом позже сказал Яннул Медаси в своей деревянной хижине. — В Таддре. Красноволосая Астарис. И он поехал за ней.

В его мозгу мелькнула мимолетная мысль о сыне Сульвиан, оставшемся в Ваткри еще более мимолетная — о черноволосом малыше, которого родила и принесла ему Лики. Плоть от его плоти взывала к нему — не словами, ибо еще не умела говорить, но смутным, интимным мысленным языком, на котором он разговаривал лишь с одним человеком. Все части уравнения встали на свое место. Его дитя. Дитя Астарис. Астарис.

Когда эта мысль дошла до него, расплывчатая сущность покинула его мозг и исчезла. Он был свободен от всех долгов, от движущей им духовной силы, которую люди считали Анакир, олицетворением расы, к которой он принадлежал. Как в былые времена, мысль о женщине с кроваво-красными волосами овладела им, затопив его мозг, точно рассвет, и не оставила места ничему другому.

Сначала его поиск был лишь поиском ума. У него не было никаких иных способов найти ее или то существо в ее теле, которое позвало его. Следуя за зовом зародыша, он пересек смутные континенты и безбрежные плато темноты и в конце концов вышел к мерцающему маячку, безошибочному в этой безликой ночи. Позже нематериальный пейзаж превратился в дороги, горы и леса. Магнит, влекущий его к себе, находился в Таддре, как он когда-то и предполагал.

Возрождение расы, символ разрушенного города стали чем-то далеким. Он оставил их без колебаний и сожаления. Ведь на исходе борьбы его божественная суть не поглотила его, ибо что-то снова превратило его в обычного смертного человека, в мужчину.

К стене у старых ворот привалился мужчина.

Вскоре между деревьями проскользнула приземистая смуглая женщина, направившись к нему.

— Ну, Паньюма? — спросил он, хватая ее за грудь. Она отпихнула его.

— Ты глупец, Слат. Если Хмар услышит об этом, он убьет нас обоих. Он знает множество медленных и ужасных ядов…

— Тихо, потаскушка. Ты ведь знаешь, что не пришла бы, если бы сама не хотела этого. Он не тот мужчина, который способен удовлетворить тебя, а я — тот, и не говори, что тебе это не нравится. Кроме того, он считает, что ты защищаешь его от той женщины-змеи, которая, как он говорит, преследует его, а я… я защищаю его от его смертных врагов. Кто в последней войне принес ему головы двух лордов?

— Ты, — сказала она с презрительной усмешкой.

Он толкнул ее к стене и задрал ей юбку, и недреманное око луны следило за развитием и завершением их игры.

— Теперь мне пора возвращаться, — прошептала она хрипло. — Он будет звать меня. Последние несколько месяцев он сам не свой от страха — с тех пор, как из-за гор пришло это известие.

— Какое? О Дорфарианской войне? Почему это должно его тревожить?

— Думаю, что он из тех мест. А женщина-змея? Не та ли эта богиня со змеиным хвостом, которой поклоняются желтые люди? Бродячие торговцы рассказывают, что желтые люди взяли Элисаар и Закорис и разрушили Драконий город, а их богиня сидела на горах и смотрела на них, — пробормотала Паньюма нараспев, как будто произносила одно из своих лесных заклинаний.