Слат оправился и презрительно сплюнул на ночные тени.

— Сказки для детишек.

— Но все-таки есть всякие странные вещи, о которых говорят старые легенды, — возразила Паньюма. — Помнишь рабыню, которую ты продал Хмару?

Слат кивнул. Год назад Паньюма, не совладав с искушением похвалиться своими тайными силами, показала ему секретный мавзолей, и, несмотря на обычную безжалостность, при виде ряда не живых и не мертвых кукол в роскошных одеждах у него свело живот.

— Помню. Жаль ее. Редкостная красотка была моя Селухис.

— Он ходит туда, чтобы смотреть на них, — прошипела Паньюма. — Иногда и меня с собой берет. У них до сих пор растут ногти, и волосы тоже, и мне приходится обрезать их, как будто я камеристка. И когда на твою рабыню упал свет, оказалось, что у нее отросли красные волосы.

Слат выругался.

— Клянусь Зардуком! — он порылся в памяти, потом спросил: — А невеста Повелителя Гроз… разве у нее были не красные волосы?

— Насколько я слышала со слов торговцев. Ты знаешь, что тогда сделал Хмар? У него на лбу выступил пот, он что-то залепетал и выставил меня оттуда. Потом, когда наступила ночь, он покинул наше ложе и отправился туда с железным прутом. Я шла за ним, он меня не заметил. Та штука на полу, которая раздвигает камни, — он разбил ее прутом.

— Может, он боится, что она выйдет и задушит его своими красными волосами, как его змеиная госпожа.

— Теперь он почти не выходит из комнаты, — добавила Паньюма. — У него лихорадка, и он все время вскрикивает во сне.

— Так уже бывало и раньше.

— Да, — сказала она. В ее черных глазах что-то блеснуло. — Когда ты приехал сюда, то был простым наемным головорезом, а теперь ты капитан солдат Хмара. После той войны они пойдут за тобой в огонь и в воду.

— Что ты задумала, хитрая сучка?

— Я ничего не говорила. У нас, женщин, длинный язык. Мужчины думают сами — если они, конечно, мужчины.

Кусочки золота холодно блеснули в ее косе, взметнувшейся, когда она развернулась и поспешила обратно по заросшему деревьями дворцовому саду.

Он проехал через Тумеш, где на шумном базаре продавали рабов, и, двинувшись на север, добрался до одной из безымянных речушек, где сменял своего скакуна на плот. По реке он отправился в одиночестве, собственноручно выгребая против течения.

На шестой день его остановили.

Пароля он не знал: он просто стоял, глядя на троих мужчин и видя их не только глазами, прощупывая их всеми чувствами сразу, более тонкими и более многочисленными, чем у них, — и обнаружил в их душах еле уловимый запах того, что искал.

При виде его волос они разразились бранью. Но что-то в его поведении и лице заставило их убрать ножи, которыми они обычно подгоняли тех, кто явился сюда незваным. Они сказали ему, что отведут его к Хмару, правителю восьми королевств, и он поблагодарил их.

А потом они каким-то образом потеряли его на заросшей лесной дороге. Наступала ночь, и они принялись кричать и искать его. В конце концов они бросили это занятие, решив, что его схватил голодный леопард, настолько быстро, что они даже этого не заметили, утащил куда-нибудь в кусты и там сожрал целиком.

К тому времени Ральднор уже добрался до таддрийского городка и шагал по замусоренным улицам к каменному особняку Хмара.

— Хмар, — сказал он, — меня зовут Хмар.

Он подумал о своей потайной комнате и о женщине, стоявшей там в ожидании со своими кроваво-красными волосами. Дело рук Ашне'е. Анакир отвергла его дар.

— О, мать моя, я горько сожалею, что обидел тебя, — протянул он — и безумно расхохотался, охваченный ужасом.