— Уитанни, не называй меня Лэйрдганатх. Я недостоин повелевать тобой.

— Это не мы решили. Так распорядилась судьба. Однажды человек был добр к бьенагат и поэтому был избран богиней Алиль. Но бьенагат тоже изменила этого человека, чтобы он стал настоящим Повелителем. Все очень просто, верно, Лэйрдганатх?

— И все-таки странно, что я научился понимать тебя, Уитанни. Только скажи мне, что означало слово «ллеу», которым ты всегда меня называла.

— «Ллеу»? — Я услышал, как Уитанни фыркнула. — «Ллеу» значит «мальчик». Человеческое дитя.

— Знаешь, я чувствую себя намного лучше.

— Поспи, а я побуду с тобой. Тебе теплее?

— Да, меня больше не знобит. Ты согрела меня. И лицо и руки вроде меньше болят.

— Это действует сок лигрох. Ты исцелишься, и мы продолжим наши странствия. Ты ведь хочешь отправиться в новую дорогу?

— Конечно. Мне надо найти отца и… Веронику, — меня будто что-то кольнуло в сердце. — Надо покончить с этим кошмаром. Только ты не бросай меня, Уитанни, пожайлуста!

— Никогда, Лэйрдганатх.

— Ты обещаешь? В моем мире кошки очень непостоянны, — тут я запнулся, понимая, что сказал совершенную глупость. Но Уитанни только добродушно фыркнула.

— Кошки во всех мирах одинаковые, как и женщины, — сказала она. — И ты нас совсем не знаешь.

— Нет, Уитанни. Теперь знаю. И счастлив, что могу это сказать.

Эпилог

Наверное, это был только сон. Страшный, и в то же время счастливый. Потому что когда я очнулся по-настоящему и понял, что жив, не было ни ужасной боли, ни жестокого озноба.

Я лежал на большой каменной плите у самой топи, мой посох, которым я уничтожил вампира, был рядом со мной. Я поднес к глазам свои руки, ожидая увидеть страшные увечья от мороза и огня — и ничего не увидел, даже шрамов на них не было. Радость человека, почти умершего и чудесным образом воскресшего, обрушилась на меня, как ледяной водопад, перехватила дыхание.

— Уитанни! — позвал я. — Где ты, Уитанни?

— Уарр! — Серебристая тень легко перемахнула через топь, сверкнула золотистыми глазами в полумраке и приблизилась ко мне. Я провел рукой по ее шелковистой шерсти, и мне ужасно захотелось обнять это чудесное существо, прижать к своему сердцу, и не отпускать долго-долго. Что я немедленно и сделал.

— Я в порядке, Уитанни, — сказал я, поднимаясь на ноги. — Давай продолжим путь.

За топью виднелась вырубленная в скале неровная лестница, и, ступив на нее, я увидел над головой далекий солнечный свет. Когда мы выбрались из проклятых катакомб, едва не ставших нашей могилой, я, не в силах совладать с накатившими на меня чувствами, растянулся на земле и долго лежал, подставив лицо лучам теплого осеннего солнца, поднимавшегося над горизонтом.

— Ллеу мьяффраур буамм, — услышал я.

Уитанни была уже в человеческом облике и выглядела недовольной — видимо, она сочла, что мы напрасно теряем время.

— Что? — Я не поверил своим ушам. — Значит, я все-таки видел все это во сне? Ты опять говоришь на своем языке, и я опять ничего не понимаю.

— Шиенн-ма-фрруар-а-нар-ллеу, — сказала Уитанни и показала пальчиком куда-то вдаль.

Я посмотрел туда, куда показала гаттьена и увидел среди редких деревьев, росших неподалеку от выхода из катакомб, одинокую фигурку в буро-зеленом эльфийском плаще.

— Э-эй, drannac! — крикнула мне эльфийка, помахав рукой.

Я поспешил на зов. Когда я подошел ближе, девушка скинула капюшон, и я узнал очаровательную зеленоглазую Зендру, внучку старого Даэг-ан-Граха.