Гаррик досадливо поморщился. Хотя, с другой стороны, если б его отец не был именно таким человеком, ему никогда бы не удалось успешно содержать постоялый двор в глухомани вроде Барки. Он, конечно, не отказал бы в милосердии жертве кораблекрушения, но терпеть из-за своей доброты убытки не намеревался. Равно как и скрывать это.

— Могу я увидеть ее? — спросил Гаррик.

— Почему бы и нет? — вопросом на вопрос ответил Райз. — Она ведь находится в моем доме, если не ошибаюсь.

Гаррик направился к крыльцу, слыша за собой отцовское ворчание:

— Мало того, что проклятый шторм продырявил крышу в дюжине мест, так еще эта сумасшедшая свалилась на мою голову!

Утром Гаррик уложил спасенную женщину на кровать в большой общей комнате. Наверху имелись комнатки поменьше и поудобнее, где обычно останавливались состоятельные торговцы и владельцы скота. Но тогда он побоялся тащить ее по узкой крутой лестнице. Женщина и сейчас лежала там, где он ее оставил, — поскольку постояльцев в настоящий момент не было, ей никто здесь не мешал.

Около кровати с тюфяком из плетеной рисовой соломки, подоткнутой так, чтобы больная ненароком не скатилась, стоял на коленях Ноннус. Из кухни доносились голоса Лоры и Шарины. Фитиль одной из висячих масляных ламп был зажжен, чтобы добавить света к тому, который догорал за окошком.

— Она сказала, что ее зовут Теноктрис, — сообщил отшельник. Он говорил тихо, как человек, привыкший к одиночеству. — Думаю, она скоро поправится.

Гаррик присел рядом с отшельником — он не помнил случая, когда бы видел его так близко. Лицо и руки Ноннуса покрывали рубцы, что подчеркивалось игрой теней от лампы.

На пороге кухни показалась Шарина.

— Она выглядит ужасно, — ляпнул Гаррик, поглядев на сестру.

На женщине было шерстяное платье — похоже, из Лориных обносков, подумал Гаррик. Дыхание казалось слабым и прерывистым, а кожа приобрела нездоровый сероватый оттенок, которого утром Гаррик не заметил.

Ноннус сухо улыбнулся.

— Главные ее проблемы, — пояснил он, — это обезвоживание и солнечные ожоги. Я влил в нее столько молока с маслом, сколько она способна принять. Обгоревшую кожу покрыл мазью. И покрошил в молоко печенье с латуком, чтобы до утра побороть простуду.

Гаррик скривился. Теперь, после слов отшельника, он узнал запах ланолина, который, очевидно, входил в упомянутую мазь. Неудивительно, что кожа незнакомки выглядела такой лоснящейся.

— Латук помогает? — спросила Шарина.

— О да, — подтвердил Ноннус. — Я уварил сок до твердого состояния. Ожоги сами по себе не опасны, но они болят так, что забудешь о стреле в заднице.

— Не хотите поднять ее в верхние комнаты? — спросил Гаррик.

Ноннус покачал головой.

— Ваш отец сказал, что она может лежать здесь всю ночь, — сказал он. — Твоя сестра побудет с ней. Когда же женщина проснется, то сможет понемножку передвигаться сама. Если Госпоже будет угодно.

Гаррик впервые внимательно оглядел мускулистые руки отшельника. Теперь ему казалось довольно глупым прежнее предположение, что Ноннус не смог бы самостоятельно поднять женщину наверх.

— Мы отдали ее одежду Илне, чтобы она очистила платье от соли, — сообщила Шарина. — Там такая чудесная материя! Ты обратил внимание, Гаррик?

Тот пожал плечами. Он никогда особо не интересовался одеждой, но знал, что Илна, сестра Кашела, лучшая ткачиха в округе. Уж, наверное, она сможет позаботиться о любом платье…

— Как долго, по-вашему, пробыла она в воде? — спросил он У Ноннуса.